– Да, конечно, я только хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
– Со мной все в порядке. Иди.
Он с сомнением повернулся к дверям, но потом снова развернулся и взволнованно спросил:
– Может быть тебе сейчас лучше не оставаться одной?
– Нет, Артем. Как раз сейчас я очень хочу побыть одна. Ты не переживай, завтра я буду в норме.
– За тобой приехать?
– Нет, я сама.
Я сделала пару шагов к дверям и открыла замок.
– Что случилось? – не унимался Артем. – Сделка же состоялась?
– Да.
– Тогда чем он остался недоволен?
– Артем, прошу тебя уходи и не мучай меня. Мне и французов хватило.
– Погоди! – осенило Шведова. – Он приревновал тебя к кому-то из французов?
Я отвела глаза.
– Иди, Артем. Еще не хватало, чтобы ты из-за меня пострадал.
И это правда. Что такое мои проблемы на фоне тех, что пришлись на долю Шведова? Ему остаться без денег никак нельзя.
Я открыла дверь и отошла в сторону.
– Доброй ночи.
– Доброй ночи, – повторил Артем. – Я уверен, он извинится. Что бы он ни сделал.
Я промолчала. Артем вышел, я закрыла за ним дверь.
Следующие три дня Храмцова я не видела. Я нашла ему нового переводчика, и она приехала сразу на место встречи.
За это время я нашла в себе силы восстановиться и взбодриться. И было от чего. Работы действительно оказалось невпроворот, и я гнала из приемной любого, кто приходил посплетничать.
Ведь всем хотелось знать, как прошла встреча с французами, что подавали на ужин, и как так вышло, что я владею французским языком. А еще всех женщин интересовало, женаты ли французы и, если нет, не планируют ли они найти себе невест в России?
И когда я заперлась в приемной, вопросы посыпались в почту и на телефон. Причем сначала спрашивали меня по делу, а потом переходили на волнующую их тему. И в конце концов я стала говорить, что французы женаты, на ужин подавали жареных лягушек, а французский меня подвел и большую часть вечера переводила переводчица французской стороны. Это помогло и от меня с вопросами отстали.
На четвертый день появился шеф. Я готовила кофе, когда, еще не видя его, ощутила аромат его парфюма в приемной.
– Кофе? – не глядя на него, спросила я.
– Да, и покрепче. Без сливок.
– Хорошо, через десять минут будет готов. Что-то еще подать?
Он молчал и мне пришлось повернуть к нему голову, чтобы понять, чем вызвано это молчание. Роман Викторович стоял около дверей в свой кабинет, держался за ручку и смотрел на меня напряженным взглядом. Что за ним скрывалось? Хотел ли он извиниться? Думал ли как еще меня наказать или что-то еще? Я не понимала этого мужчину, и, наверное, никогда уже не пойму.
– Нет, только кофе. И позвони Кудрявцевой. Пусть придет ко мне в конце рабочего дня.
– Хорошо, – сказала я чужим голосом и отвернулась к кофемашине.
Нет, он наказал меня недостаточно. Но может оно и к лучшему. Пусть уж лучше он удовлетворяет себя с ней, чем истязает меня. Время ведь от этого не остановится, и полтора месяца пройдут быстрее. А потом я уйду, и начну новую жизнь.
Без него.
И все забуду.
Обязательно.
Позднее я позвонила Марине Юрьевне и передала ей слова Храмцова. Я не видела ее, но по голосу определила, как она встрепенулась и обрадовалась приглашению.
– Что нужно взять с собой? – спросила она взволнованно.
Грудь, задницу и здоровые голосовые связки, – подумала я, а вслух сказала:
– Все, что обычно с собой берете на совещание.
И в назначенный час она предстала передо мной в лучшем виде. Да, все при ней.
И я снова занялась самоуничижением.
Странно, что Храмцов так долго отказывался от ее аппетитных форм. Но видимо его помутнение рассудка закончилось после первого бокала французского вина и все вернулось на круги своя.
Кудрявцева вошла к нему в кабинет, и щелкнул замок.
Я ведь знала, что так будет. Но на деле оказалась к этому не готова.
Работать я уже не могла.
А когда из кабинета стали доносится вполне определенные звуки, я не выдержала, отключила всю технику и, не доделав работу, торопливо вышла из приемной.
К черту все! Пусть он уволит меня, но я не буду слушать как он совокупляется с другой. Мерзавец! Ненавижу его! Ненавижу!
Я не помню, как оказалась на улице. Кажется, я воспользовалась лестницей, а не лифтом. Ждать его не было мочи. Мне хотелось оказаться как можно дальше от этого места и не слышать преследовавших меня звуков. Ее стонов.
Ненавижу! Ненавижу их обоих!
Я не понимала, куда бегу. Просто вперед. Я сталкивалась плечами с другими людьми, кто-то ругался, кто-то извинялся, но я словно безумная продолжала бежать и едва различать перед собой дорогу. Я плакала. Или это дождь?