Реакция шефа мгновенна. Он так быстро стягивает с меня футболку, что мы, едва успев разомкнуть губы, снова ими встречаемся. И уже я тяну руки к его пиджаку и ловко спускаю его с мощных плеч. А потом ненавижу каждую пуговицу на его рубашке, отделяющую нас друг от друга. Я тороплюсь и дрожу от желания, и мои пальцы перестают меня слушаться. Роман Викторович, не отрываясь от моих губ, помогает мне преодолеть это препятствие, и вот я уже ощущаю его голый стан под своими руками.
Он отпускает меня, но только для того, чтобы подхватить на руки и отнести на кровать. Там мы продолжаем стягивать друг с друга одежду, издавая утробные звуки, сливаться губами в поцелуе и, пропуская всякие прелюдии, быстро соединяемся телами и возносимся на самую верхушку блаженства.
Я раздираю ему спину своими ногтями, и больше не принадлежу сама себе. Я часть него… Нет, не часть. Мы единое целое, и по раздельности существовать не можем. И Храмцов как будто бы тоже признает этот факт и ни на секунду не отстраняется от меня. Его язык ласкает мой рот, играет с моим языком и вкупе с его движениями в нижней части моего тела, я испытываю небывалое удовольствие, и хочу, чтобы оно продолжалось вечно.
Но вот он делает последние рывки во мне и замирает. Переводит дыхание, последний раз касается моих губ, и встает. И уходит в ванную.
А я лежу в приятной неге, растёкшейся по всему телу, и мечтаю, чтобы он вернулся и снова меня поцеловал. Губы помнят прикосновение его губ и подрагивают от усталости. Такого натиска они ещё не испытывали. Но готовы снова через него пройти, если это сулит им неземное удовольствие.
Но может быть это был минутный порыв, и больше Роман Викторович не поцелует меня? Ведь у нас уговор. И все, что произошло, лишь помешательство на фоне ревности. Или желание доказать свое превосходство и власть надо мной. Что это было?
Он снова говорил какими-то странными словами, смысл которых мне остался не понятен. Словно я делала с ним что-то ужасное, вынимала его демонов наружу, но на деле происходило все с точностью наоборот. Что все это значило? Пойму ли я его когда-нибудь?
Я поднялась, накинула на себя халат и собрала его вещи.
На плите осталось немного еды, и я подумала предложить ее Роману Викторовичу. Раз уж он здесь в обеденное время. Вдруг он согласится, и этот день станет еще более необычным? На всякий случай решила поставить кофе.
Он вышел из ванны с полотенцем на бедрах. В его взгляде не капли любви и даже улыбки. Словно не было всего того, что делало нас единым целым.
– Будете обедать? – и, указывая на плиту, добавила: – У меня есть рагу с морепродуктами.
– Нет, я и так уже задержался.
– А кофе?
– Нет.
Он скинул полотенце и стал натягивать на себя одежду. Когда он был почти одет, он развернулся ко мне лицом и попросил:
– Завяжи мне галстук.
У него был галстук? Не помню.
Я подошла к нему и ловко справилась с задачей – обернула его вокруг шеи Храмцова, крутанула его концы и образовала узел.
В это время он смотрел на меня так пронзительно, что невольно я поднимала глаза, чтобы понять, чем вызвано это наблюдение. Но его взгляд, как и прежде, ничего не выражал.
– Роман Викторович, не увольняйте, пожалуйста, Артема. Ему очень нужна эта работа.
Храмцов поднял мой подбородок своим пальцем и, нахмурив брови, спросил холодным тоном:
– Ты сейчас ради него старалась?
– Нет! – чуть не выкрикнула я. – Как вы можете так обо мне думать?!
– Любишь меня?
Да что ж он заладил-то про любовь? Синдром маленького мальчика, недополучившего любовь матери?
И я бы и рада ответить: «Да», спроси он меня об этом, когда все закончилось, но сейчас… под этим холодным насупленным взглядом… Но может быть от моего ответа зависит судьба Артема?
– Люблю, – говорю я, не моргая, и затягиваю узел на его шее. Надеюсь, не слишком туго.
Он наклоняется и целует меня в губы. И я отвечаю. И вся холодность с него разом сходит. Он снова возбужден и мне кружит голову от желания.
– Пожалуй, мне пора, – отрываясь от моих губ, говорит Храмцов и добавляет: – Не уволю я твоего Артема. Но больше его чтобы здесь не было.
– Конечно.
– Ты завтра выходишь?
– Да.
– Отлично.
Он отпустил меня, взял свой пиджак и уже на выходе посчитал нужным добавить:
– Будет много работы, приготовься задерживаться.
– Поняла.
И он ушел. А я так и не дождалась ответного признания, и по-прежнему одна в своих чувствах.
Через пятнадцать минуть позвонил Артем. Он был встревожен и спрашивал, все ли со мной в порядке. Он видел Храмцова и из диалога с ним так и не понял, не обидел ли тот меня. Я уверила Артема, что Роман Викторович не причинил мне зла, и мы спокойно с ним обо всем поговорили.