Я вцепилась в ручку, готовая к реализации своих угроз.
Храмцов не отреагировал и только его насупленные брови в зеркале оповестили меня о его настроении.
От безысходности я присмирела, но готовилась дать отпор, как только мы остановимся.
Когда это произошло, Храмцов быстро выскочил из машины и открыл мне дверцу.
– Выходи.
– Я никуда с вами не пойду.
– Я просто хочу тебе что-то показать.
– Что показать? – упрямо продолжая сидеть на месте, спросила я. – Вид из окна? Я его видела.
– Лера, это сюрприз. Перестань ерепениться и пошли. Я не трону тебя, если ты этого боишься. – Он протянул руку, и предложил выйти. И я снова поверила ему. И когда вышла, он добавил: – Или если ты не попросишь сама.
– Не попрошу, – зыркнув на него, ответила я.
Новая консьержка, новая облицовка стен, новый лифт, и только этаж прежний – восемнадцатый. Входная дверь не изменилась. Он вставляет ключ, и мы оказываемся в той же прихожей. Нет, она тоже изменилась. Цвет стен стал чуточку серее.
Роман Викторович снимает сумку с моего плеча и ставит ее на тумбу. Она как будто та же. И прежде чем он успевает снять с меня плащ, я делаю это сама. Ему остается только принять его и повесить на крючок.
– Не разувайся, – говорит он.
Я жду сюрприз вроде того, что он устроил руками Артема на мой день рождения, но я вхожу в комнату, и не вижу ни шаров, ни цветов.
Но сюрприз все же есть.
В квартире новый интерьер. По моему эскизу. Кровать около окна, изголовьем к стеклу, на окнах тюль и шторы. Электрокамин там, где я его и планировала. Отличие только в размещении телевизора. Храмцов определил его над электрокамином. И вместо двух маленьких прикроватных ковриков один большой ковер под кроватью, но с двух сторон выступает из-под нее, образуя островки для ног.
А потом я поворачиваю голову к стене между комнатой и прихожей и замечаю на ней два портрета. Один Храмцова, нарисованный карандашом, второй – мой. Тот, что рисовал Жерар, на ромашковом поле.
– Узнаёшь? – слышу я позади себя.
– Конечно. Как они оказались у вас?
– Выпросил их у Артема.
– Он до сих пор работает у вас?
– Да.
– Как он?
– Женился, двое детей. Мальчики-близнецы.
– О, как здорово! А его мама? – продолжая рассматривать портреты, спросила я.
– Она умерла несколько месяцев назад.
– О…
– Но не от рака груди. После болезни возникли осложнения на других органах. В том числе на сердце, и оно подкачало.
– Жаль. Она застала внуков?
– Да.
– Хорошо.
– Этот портрет, – указывая на мое изображение, сказал Роман Викторович, – он мне только после встречи с Оксаной отдал. До этого сопротивлялся.
Я улыбнулась. Я верила, что так и будет, и Артем найдет свое счастье.
– Это мой брат рисовал.
– Я знаю. Где он сейчас?
– Во Франции. Дедушка оставил ему в наследство виноградники и винодельню, и он теперь бизнесмен. Но по-прежнему рисует. У него для этого в доме есть просторная студия.
– Как его нога?
– Хорошо. Ему сделали операцию и после нее хромота и боли прошли.
– С наркотиками он завязал?
Я повернула к нему голову и посмотрела, что выражает его лицо. Ему как будто бы и правда было интересно то, о чем он спрашивал.
– Артем вам сказал?
– Сначала твоя соседка. Баба Тоня, кажется. Я как-то встретил ее после твоего отъезда…
– Я знаю, она мне говорила.
– А уже потом я расспросил обо всем Артема. Поверь мне, он стойко держался и не хотел выдавать твоих секретов.
Могла ли я обижаться за это на Артема? После моего увольнения и отъезда все тайны уже не имели значение.
– Да, – ответила я на его вопрос, снова устремляя взгляд на рисунки. – Жерар избавился от своей пагубной привычки. Поэтому могу смело утверждать, что бывшие наркоманы бывают.
– Прости, я не должен был так говорить.
– Ну почему же? Вы выражали свое мнение. Не знаю, на чем оно было основано, но в нашем случае с Жераром, слава богу, не нашло своего отражения.
Я развернулась и прошла к электрокамину. Он был обрамлен белым порталом, без лишнего декора, на котором стояли фоторамка и белая статуэтка в виде богини Венеры. В рамке моя фотография крупным планом. С дня строителя. Тот, кто меня фотографировал, выбрал удачный ракурс и момент. Я держала в руках стакан с соком, на кого-то смотрела и улыбалась. Я не могла припомнить, чтобы эту фотографию выкладывали на общем диске после выезда. Неужели кто-то удалил?
Я взяла рамку в руки и внимательнее присмотрелась к себе. Я здесь как будто бы счастливая. Ведь это было до пролитого кофе на Аксенова, до французов и всего того, что творилось с Романом Викторовичем позже.