Он замолчал и, сжимая челюсти, смотрел на меня немигающим взглядом. Я не выдержала и опустила глаза в тарелку. Ах, Роман Викторович, если бы вы знали, что испытывала я, когда вы проводили ваши совещания с Кудрявцевой и Белобородовой. Но это ведь не считается, да?
– Ты можешь мне не верить, но твой брак с Дюпоном – единственная причина моего отказа. Конечно, это не уберегло от того, свидетелем чего ты вскоре стала, но по крайней мере я не способствовал его изменам.
– А как вы объяснили все своим коллегам, которые ждали этой сделки?
– Я не собирался ничего объяснять. Я – руководитель. И это было мое единоличное решение. Мы нашли другой не менее выгодный заказ, и все быстро забыли о Дюпоне.
Я допила свой чай и посмотрела на часы на кухонной плите. Начало темнеть, но впереди было много работы.
– Роман Викторович, спасибо за ужин. За цветы. Но вам пора. Мне нужно работать.
– Позволь мне задержаться и посмотреть, как ты работаешь.
– Это будет отвлекать меня.
– Я буду нем как рыба. Я сяду на мешок, который ты мне предлагала, и стану тихо на тебя смотреть.
И он остался. Сам сходил в спальню за креслом-мешком, вернулся оттуда с новыми впечатлениями от увиденного дизайна, и после этого разместился напротив меня около лестницы и не сводил глаз.
Сначала это действительно отвлекало, но очень быстро я втянулась в работу и перестала его замечать.
Оторвала голову от своих чертежей я уже глубоко за полночь. Вспомнила о Храмцове и посмотрела на его угол. Мешок был пуст. Я прошлась по всей квартире в надежде его обнаружить где-то в другом месте, но мои поиски оказались тщетными.
Он ушел.
Но сколько приятных моментов оставил после себя.
На следующий день он пришел снова. С ужином. С коробкой конфет. И я впустила. Мы поужинали. Я показала ему, что уже сделала, мы это обсудили, и после этого он снова разместился в кресле-мешке и стал наблюдать за мной.
И так всю неделю. Он не опаздывал, и я могла сверять по нему часы. Сердце замирало, когда наступала долгожданная минута, и он звонил в дверь.
Но сегодня он уснул. И мне не хотелось его будить. А хотелось уйти потихоньку в спальню и прислушиваться к его посапыванию всю ночь, а утром вместе позавтракать.
Но образ Марии Павловны возникал всякий раз, когда я начинала допускать подобные мысли. Зачем бы он сюда не ходил, у него есть жена и этого не исправить.
Я подошла к нему и коснулась его плеча. Крепкого, мускулистого. И непрошенные воспоминания нахлынули на меня.
После Храмцова у меня был только Пьер, но при всей своей харизме он не действовал на меня так, как Роман Викторович. Секс с Пьером был не лучше и не хуже, чем с Храмцовым. Просто он был другим, и переживала я его по-другому. Только телом. И лишь Роман Викторович знал, как затронуть глубины моего сердца.
Отчего так? Неужели именно это называется родственной душой?
– Роман Викторович, проснитесь, – потрясла я его.
Он откликнулся довольно быстро. Открыл глаза и огляделся.
– Я уснул? Какой мне приятный снился сон…
И он недвусмысленно посмотрел на мои губы.
– Это просто сон, – сказала я. – Вам пора домой.
И вдруг он резко отрывается от мешка и, обхватывая мой затылок рукой, припадает своими губами к моим. Его борода колет мой подбородок, но я не успеваю понять, нравится мне это или нет. Он быстро меня отпускает и говорит:
– Нет, не сон.
Я резко поднимаюсь и отхожу к окну. За ним глубокая ночь, светят фонари, машин почти не слышно, и речка темным полотном лежит на горизонте.
– Уходите, пожалуйста, – спокойно говорю я.
Он тихо выходит в прихожую и вскоре хлопает дверь.
А я снова одна со своими несбыточными мечтами.
Но он продолжает приходить и в дни последующие.
И однажды утром я просыпаюсь в своей постели в той же одежде, в которой накануне встречала Храмцова у себя дома – в шелковой пижаме с запа́хом, и не помню, как оказалась здесь. Я опасливо посмотрела на место возле себя. Никого. Как и признаков того, что рядом кто-то был.
Я снова упала на подушку, дотянулась до телефона, лежащего на прикроватном столике, и, зайдя в приложение, запустила водопад. Тот самый, что удивил Храмцова, когда он поднимался в спальню за мешком. Ванную комнату отделяла от спальни только стеклянная стена, по которой из форсунок струилась вода, создавая иллюзию водопада. Она стекала в продолговатую чашу, оборудованную как цветник, и снова по скрытым трубам устремлялась наверх. Сделала я и специальную подсветку, чтобы любоваться этой красотой в темное время суток, но в последнее время редко ею пользовалась.