Сам Маккей открещивается, что породил имо или эмо. «Если говорить о терминах, – рассуждает он в одном из интервью, – многие почему-то считают, что с первым альбомом Embrace появилось и такое направление в музыке, как «Эмо-панк»… И будто бы я дал это название. Это неправда, я никогда не употреблял приставку «emo». Знаете, у этого слова, действительно, занятная история. В 1985–86 годах в Вашингтоне существовала музыкальная тусовка, из которой вышли такие группы как Rites Of Spring, Embrace, Rain и множество других. Понятно, что многим циничным людям не нравился их стиль и…кто их разберет, что им не нравилось, но они издевались и подшучивали над такой музыкой, вот почему и стали называть ее «эмо-кор». Тогда играли хардкор, а поскольку на хардкор то, что играли группы, не было похоже, эти циничные люди смеялись – это не хардкор, а какой-то эмоциональный кор. Ха-ха-ха. Фанаты «правильных» групп хардкора шутку подхватили: если надо было обругать группу, ее называли «эмо-кором». А потом все уже забыли, что это насмешка и издевательство, и лет через пять стали использовать это слово для определения названия музыкального стиля. Само собой появились группы, играющие в этом стиле. Это на самом деле очень смешно и этого я понять не могу. Почему эмо-кор? Вся музыка изначально эмоциональна, дико ее называть «эмоциональная». Панк-музыка – она вся построена на эмоциях. Сегодня существуют группы, которые называют свое творчество «эмо-панком»…Я их слышал, но не нахожу их музыку какой-то особенно эмоциональной, музыка как музыка, точнее – просто поп-музыка. Я могу объяснить, зачем придумывается специальное название для такой музыки. Это делается для того, чтобы слушателю было проще понять, что он покупает. Обычная имиджевая стратегия. Но я-то здесь при чем?»
Может, и ни при чем. Но легенда красивая.
Если же рассматривать эмо с легендарной исторической стороны, то термин «имо» – весьма не лестный: он определяет имо – эмо как индивидов, которые «плохо врубаются» в ситуацию и выступают этакими не от мира сего «соловьями», в меру завернутыми на собственном внутреннем мире и ничего вокруг не слышащими. Ни о каком внутреннем дискомфорте, противоречивом восприятии мира и прочих благоглупостях и речи нет.
Но, став именем собственным нового течения, имо превратился постепенно в эмо, то есть в то, что подразумевал ведущий передачи – сперва в самоназвание поклонников нового стиля группы Маккея, а потом и в направление образа мыслей, создавшего узнаваемый портрет молодого человека, который, унаследовав многое от своих предшественников – хиппи и панков, получил и толику собственной индивидуальности. От хиппи эмо прихватили страстную любовь к свободе и восприятие мира как жестокого и безразличного к творческой личности. От панков – ненависть ко всякого рода условностям и рамкам. Но настоящие панки, которые мало заботились о том, какое впечатление на окружающих производят, равнодушные к морали как весьма стесняющему жизнь требованию со стороны общества, для эмо оказались слишком радикальными. Панки не боялись проводить разные (в том числе уголовно наказуемые и членовредительские) акции, они не отказывали себе в применении психотропных средств, уважали алкоголь и табак, не считали грехом воровство, то есть выглядели для нового поколения, из которого сформировались эмо, слишком грязными, дикими, агрессивными и непредсказуемыми.
Нужно учесть, что эмо как явление появилось, когда в самом обществе появились положительные яппи – умытые, хорошо одетые, образованные карьеристы. Эмо не могли вписаться в мир яппи, на их фоне они, конечно, выглядели полными неудачниками. Этот мир преклонения перед карьерным ростом и корпоративным духом им был противен. Они и создали свой мир, где главным стала эмоциональная окраска – искренность и честность в отношениях, стремление не к карьере, а к самореализации в творчестве или просто семье, но от «диких» панков они заимствовали склонность к эпатажу. Эпатаж, причем, был чисто внешний.
«Мы ничего не скрываем, – говорили своим видом эмо, – мы такие, какие есть. Мы показываем вам, как выглядит наша душа. Мы не боимся быть эмоциональными. Мы хотим, чтобы нас любили».
Собственно, обществу следовало усвоить: если человек выглядит, как несчастный внук, унаследовавший одни долги, которому негде спать и нечем расчесать шевелюру, то от этого внука не надо шарахаться, его нужно приголубить и понять, и тогда откроются богатства, которые таит его искореженная душа.