Pluralis мирмидонцев не чисто грамматический, он, так сказать, «мифологичен»; он потому не предполагает единственного числа, что тут перед нами архаичная «единичная множественность», известная по низшей демонологии, которая не отличает отдельной русалки от русалок, которой нельзя задать вопрос, сколько в лесу леших.
Традиция, объединившая мирмидонцев с подземными жителями, обладала не только лингвистическим слухом, но и мифологическим. Как уже было сказано, еще Кречмер увидел в мирмидонцах страшных призраков. Мы можем уточнить сегодня эти его догадки. Действительно, нерасчлененное и неопределенное множество, вызывающее ужас, – это подземные жители, «маны» преисподней (manes, как известно, тоже pluralia tantum). «Бесчисленные (μυρίαι) Керы», – говорит о подземных демонах смерти Симонид Аморгский (I. 20). Характеристики мирмидонцев в эпосе – их лютость, кровожадность, необоримость, браннолюбие – при отсутствии каких-либо других «национальных» черт также подсказывают, что перед нами демоны смерти, транскрибированные эпическим сознанием в воинственных мирмидонцев, подобно тому как «сказочное» сознание создало воинственных муравьев-мирмеков. В божестве Фобосе можно видеть параллельный мирмидонцам комплекс: войны, страха и демона смерти. В греческой низовой религии Фобос-Страх выступал не как персонифицированная абстракция – божество войны и спутник Ареса, но рядом с Атой и Мойрой, т. е. как загробное божество[22].
После исследований, обобщенных и продолженных в сравнительно недавней работе Х. Хоммеля (см. наше примечание 2), мифологическая роль Ахилла как бога мертвых и царя преисподней может считаться доказанной. Нам хотелось бы здесь указать только на стаи птиц – служителей (θεράποντες, как и мирмидонцы) Ахилла в его святилище на острове Левке, отождествлявшемся в древности с обителью мертвых Островом блаженных. Источники называют разных птиц, но подчеркивают, как правило, их белизну (чайки, аисты и т. д.)[23]. Птица как образ души – мифологическая универсалия, хорошо известная и для Греции[24]. Но чтобы у нас не оставалось сомнений в подобии ратей мирмидонцев стаям загробных птиц, параллельная греческая легенда о святилище Диомеда, за которым также ухаживают в роли прислужников птицы, называет пернатых душами троянских сотоварищей Диомеда (Plin. HN X. 127).
Мучения исторической географии с локализацией Фтии тем понятнее, что мифологическая страна смерти, царство Ахилла, так же наложилась на реальную Фессалию, как загробные manes-мирмидоняне стали гарнизоном «пассионариев», набранным среди эллинов и ахейцев.
Толкуя мирмидонцев как дружинников, состоящих в основном из эллинов, жителей перечисленных в Каталоге городов, и пришлых отовсюду ахейцев, эпос вместе с тем сохраняет в своих образах и мифологическую семантику мирмидонцев – страшных демонов преисподней, «множественных дублеров», чья множественность самой собою тавтологически передает еще раз идею дублирования. Мифология двойника-друга описана О. М. Фрейденберг в ряде работ. Функция мифологического «двойника-друга» – идти в преисподнюю за друга, быть его хтонической ипостасью, биться или умирать за него. И в бытовых и обрядовых формах, в колаках-льстецах и клиентеле, в шутах, в институте свиты и приближенных и в осмыслении этих институтов (имеющих, разумеется, и свой прагматический смысл) Фрейденберг обнаруживает следы мифологии двойника и «тени»: «...множественная свита друзей архаичней сольного друга, хотя во всей своей множественности она остается одновременно единичной, восходя по семантике к тотемистическому мышлению. Космическое мировоззрение дает себя однако чувствовать в образе царя, находящегося в окружении друзей, подобно солнцу, окруженному звездами»[25].
22
См.
23
См.
24
См., например:
25
См.: Фрейденберг О. М. Из догомеровской семантики. I 'друг’–'другой’–'дружина' // Академия наук – академику Н. Я. Марру. XLV. М.; Л., 1935, с. 386.