— Стой! — заорал я в бешенстве: неожиданный клад уплывал у меня из-под носа. — Отдай сюда деньги!
Но Тимофте всё отплясывал, теперь уже просто мне назло.
— Кто нашёл, тот хозяин! Кто нашёл, тот хозяин!
— Как же так? Кто первый увидел деньги? Разве не я тебе сказал — посмотри, что там такое?
— Разини должны сидеть дома, — заявил Тимофте и ехидно подмигнул.
— Слушай, Тимофте, эти деньги мои.
— А разве это на них написано? Покажи где? — прикидывался он дурачком, поворачивая бумажку то одной, то другой стороной. — Ну, смотри сам, — не написано ничего!
Я понял, что словами от Тимофте толку не добьёшься. Но как же так: я нашёл деньги, а он их кладёт к себе в карман? Тоже нашёлся умник! Нет, Тимофте, так дело не пойдёт!
Я опустил на землю корзинку и бросился на горниста. Как видно, он не ждал такого внезапного нападения и еле успел сжать уголок десятки двумя пальцами. Мне всё-таки удалось выдернуть её у него, хотя, к моему огорчению, уголок остался в руке Тимофте. Раздумывать было некогда. Я знал, что бороться с ним мне не под силу, и просто пустился наутёк. Тимофте — за мной. Я слышал, как он гремел своими ботинками и яростно сопел. Но нет, ему не поймать меня! Кулаки у него здоровые, это правда, но в беге он со мной тягаться не может. Клад в моих руках.
Не знаю, как долго бежал я по улице, лавируя между прохожими и деревьями у тротуара. Но вскоре топот горниста затих. Я остановился и оглянулся назад, отдуваясь, словно паровоз, взбирающийся на гору. Мало-помалу я успокоился, расправил порванную бумажку и глубоко спрятал её в карман вместе со сдачей, оставшейся от базара. Только теперь я заметил, что моя корзинка осталась неизвестно где. Задаст же мне Санда! Лучше и домой не возвращаться… Испуганный, я помчался к тому месту, где мы сцепились с Тимофте.
Вдруг кто-нибудь уже утащил корзинку?.. Но нет. К моему счастью, она стояла на месте. Тимофте караулил ее, как настоящий сторожевой пёс. Я остановился шагах в двадцати, следя за каждым его движением. По всему было видно, что горнисту совсем не хотелось начинать новую гонку.
Увидев меня, он схватил корзинку за ручку и хорошенько встряхнул её — ещё немного, и он совсем бы раздавил помидоры, которые я так старательно отбирал для салата. Потом легонько выпустил корзинку из рук и крикнул:
— Увидишь свою корзинку… завтра! Попрощайся с ней!
— А ты попрощайся с деньгами, — не остался я в долгу.
— Хорошую трёпку зададут тебе дома! Приду к окну полюбоваться!
— Молчи уж! Всё равно остался с носом! Вот тебе и «кто нашёл, тот хозяин!» — крикнул я и, вытащив десятку, помахал ею в воздухе.
Не знаю, долго ли мы дразнили бы еще друг друга, но Тимофте, зная, что он всё-таки должен будет возвратить мне корзинку, наконец предложил:
— Если ты согласен поделить деньги, я, может быть, буду так великодушен, что подарю тебе эти несчастные помидоры и картошку… Мне что-то жаль твоей шкуры…
Я знал, что ему, конечно, было жаль не меня. Просто он боялся остаться ни с чем. Но ведь и для меня, по правде говоря, не было лучшего выхода. Так мы и договорились. Но, пока я старательно прятал деньги подальше, чтобы он были в полной сохранности, если он, чего доброго, вздумает на меня напасть, Тимофте, в свою очередь, также не выпускал из рук корзинки. Но об этом я уж совсем не жалел: теперь он тащил корзинку, как осёл.
— Где же мы разменяем деньги? — спросил я, подумав, что каждому причитается по пять лей.
— Знаешь что? — весело предложил Тимофте. — Мне пришла в голову чудная мысль. Чудная! повторил он по своей старой привычке. — Пойдем посмотрим «Графа Монте-Кристо». Картина идёт здесь, рядом, в «Бучеджь».
Действительно, это была чудная мысль. Мы сразу же побежали к кинотеатру. Я посмотрел на корзину, болтавшуюся в руке Тимофте, и вспомнил, что Санда ждет меня дома. «Пусть подождёт, — подумал я злорадно. — Она же отправила меня на базар, вместо того чтобы дать мне денег на кино! Лучшей мести и не выдумаешь: пусть ждет сколько влезет, пока я принесу лук, помидоры и картошку».
Картина ещё не началась. Я выстоял длинную очередь, добрался до окошка кассы и протянул кассирше нашу десятку. Я уже собирался попросить два места поближе, когда она развернула бумажку, подозрительно покосилась в мою сторону и принялась читать мне нотацию:
— Как тебе не стыдно, мальчик, подсовывать мне порванные деньги? Этому тебя учат в школе?
Меня в школе никто не учил расплачиваться в кино порванными деньгами, но мне в самом деле даже и в голову не могло прийти, что барышня из кассы рассердится на это.
— Дайте мне два билета, — настаивал я на своём.
— Я тебе сейчас задам, маленький плут! Если бы я не рассмотрела бумажку, мне пришлось бы платить из собственного кармана… — проговорила она сердито.
— А чем вам не нравится эта десятка? Других денег у меня нет!
Она даже вся покраснела и закричала на меня:
— Ты что дурачка валяешь? А может, ты на самом деле дурачок? Разве сам не видишь, что оторвана серия? Убирайся отсюда поскорее! — кассирша швырнула мне деньги и уже спокойно добавила: — Следующий, следующий!
Не успел я оглянуться, как меня вытолкали из очереди. Тимофте, который всё слышал, набросился на меня:
— Дурак, если бы ты не полез драться, мы бы уже сидели в зале!
— Значит, я виноват, так? Лучше давай быстрее оторванный клочок… Эту проклятую серию…
Мы вновь чуть было не сцепились, но подумали, что, сколько бы мы ни дрались, оторванный клочок не прирастёт. Печально вернулись мы на место схватки и принялись за поиски. Долго там кружили, не поднимая от земли глаз, прямо как щенки, которые ловят собственный хвост. Перебрали все бумажки, скорлупки, камешки… Но так ничего и не нашли.
Из-за всей этой беготни у меня пересохло во рту и так болела поясница, словно меня молотили цепами. «Ну и везёт всё-таки сестрице, — думал я. — Все мои планы пошли кувырком. У неё будут помидоры и лук, а я не увижу «Графа Монте-Кристо».
— Ладно, Пеницэ, плюнем на эти поиски. Пошли лучше есть мороженое.
— Мороженое? — переспросил я. — А где взять деньги? Ты угощаешь?
— Да у меня нет ни бана, — и Тимофте тяжело вздохнул. — Но ведь у нас есть десять лей.
— Спасибо, десятка без серии! — огрызнулся я.
— Ничего, попробуем в кондитерской. Попытка не пытка…
— Тебе легко говорить, а меня в кино уже смешали с грязью…
— Ладно, — великодушно согласился он. — Здесь буду платить я.
— Правда? Но если вместо мороженого мы получим хорошую трёпку?
— Ну и трус же ты, Пеницэ! Ты думаешь, это так просто? — Горнист расправил плечи, словно перед ним был сам хозяин кондитерской. — Ив конце концов что мы теряем? Давай попробуем, — уговаривал меня Тимофте.
— Ты выражайся поосторожней. Какой я тебе трус? — обиделся я. — Хорошо, я иду с тобой. Специально; чтобы посмотреть, как тебя проучат. Это ты здесь смелый, со мной, а на деле…
И мы пошли. «Может быть, — раздумывал я, — в кондитерской не развернут бумажку. А кроме того, что в этом страшного, если деньги порваны? Бог знает, что взбрело в голову кассирше. Написано же на бумажке «десять лей»? Написано! Так зачем же нужна ещё серия?»
А какая кондитерская у нас в районе! Витрина заставлена эклерами, корзиночками, наполеонами и шоколадными пирожными, да такими, что от одного вида текут слюнки. Но витрина — это ещё пустяки. А вот в самой кондитерской… Три огромных шкафа, битком набитых самыми вкусными вещами на свете, стоят в ряд, как на параде. Я уверен, что не стал бы скучать, если бы меня заперли одного в кондитерской на целую неделю. Ведь даже и запомнить нельзя всех пирожных, выставленных на стеклянных подставках!
Подходит обычно хозяин и спрашивает: