Не сказав больше ни слова, он стрелой взметнулся вверх и, вытянув руки и ноги, нырнул в воду. Мы только рты разинули: никогда не приходилось нам видеть, чтобы кто-нибудь так здорово прыгал. Не успели мы опомниться, как Тодор уже вынырнул — далеко-далеко — и быстро поплыл вперёд.
Приблизительно в ста метрах от берега он остановился, приложил руки ко рту и крикнул:
— Ну давайте я посмотрю, что вы умеете. Кто первый доберётся ко мне?
— Да-ле-ко-ва-то… — прошептал озабоченный Милукэ.
Братья Никитуш и я уже бросились в воду, но Джелу только удивлённо хлопал глазами. — Тут мы услышали всплеск: оказывается, и Милукэ тоже пустился по нашему пенящемуся следу. Он ни за что не хотел отставать, хотя, правду говоря, плавал неважно.
Мы еле переводили дыхание и беспорядочно колотили по воде руками и ногами так, что во все стороны летели брызги. Где-то впереди маячила наша цель: золотистая копна волос Тодора. Он обозвал нас утками! Ничего, мы покажем ему, какие мы утки!
Первым доплыл до него Никитуш-второй, а вслед за ним и я, отстав всего на несколько метров. Последним добрался Милукэ, совсем уже выбившийся из сил: он плыл по-собачьи.
— На поверхности вы держитесь, вижу… — улыбаясь, сказал Тодор. — А теперь поплыли к берегу.
Мы поплыли обратно рядом, и тут он заявил нам:
— Вы ещё многому должны научиться. Так и знайте, ребята: пока не научитесь хорошо плавать, из лагеря не уедете, — шутливо пригрозил он нам.
На пристани нас ожидал Джелу. Глаза его сияли, он весело кричал нам:
— Классный заплыв! Когда следующий?
Мы не успели ответить, как вмешался Тодор.
— А ты разве не их товарищ? — спросил он и, не дожидаясь ответа, сразу же задал ещё один вопрос: — Ты любишь воду?
— Ещё как!
— Значит, ты не из сахара… Так почему же ты не участвовал в этом классном заплыве?
— Он трус, — выпалил Милукэ, выбивая дробь зубами: сильный озноб начал бить его ещё в воде.
— А разве он сам не может ответить? — снова вмешался Тодор.
Джелу воспрял духом.
— Я… я не умею плавать, — медленно ответил он и, как обычно, покраснел.
— Не умеешь плавать? — удивлённо переспросил Тодор.
«Всё, — подумал я. — «Сахарный» — это ещё цветочки. Теперь, он ему скажет такое!..»
— Плохо, если ты боишься воды. Но это ещё полгоря. Никто ещё не рождался рыбой… даже олимпийский чемпион…
Все засмеялись.
— Вот что: ты приехал в лагерь топором, а уедешь рыбой! — продолжал Тодор, теперь уже совсем серьёзно. — Я не успокоюсь, пока не научу тебя плавать.
Редко видел я Джелу таким весёлым, как в тот день. Всегда очень серьёзный и чуть-чуть медлительный, теперь он просто прыгал от радости. Я-то хорошо знал, в чём дело: Джелу давно хотелось научиться плавать.
Вечером в палатке мы только и говорили об этом. Один Милукэ, укутавшись в своё жёлтое одеяло, недоверчиво хмыкал:
— Ни-че-го не из-вест-но… А ес-ли он уто-нет? Всё рав-но, пока на-учит-ся, на-гло-та-ет-ся во-ды…
Он, как видно, злился, что не сможет теперь дразнить Джелу.
На следующий день Джелу, как примерный ученик, начал брать у Тодора уроки плавания. Он разлёгся во всю длину на берегу. И неутомимо поджимал и вытягивал руки и ноги.
Тодор, склонившись над ним, командовал:
— Раз-два, раз-два… раз-два-три-четыре… раз-два!
Милукэ тоже вертелся поблизости и, как мог, поддразнивал Джелу:
— Эй ты, лягушка! — кричал он.
Джелу, однако, не обращал на него внимания, а Тодор, и того меньше.
Прошло несколько дней. Джелу, роясь в лагерной библиотеке, разыскал там учебник по плаванию и теперь с интересом читал его вместо рассказов о ракетах. Даже шахматами он стал увлекаться гораздо меньше. А по утрам с нетерпением ждал встречи с Тодором.
За эти дни мы так подружились с Тодором, что никто не называл его больше «товарищ инструктор»: все мы звали его теперь просто по имени. Все пионеры лагеря шли к нему, как к старшему другу, а мне даже почему-то казалось, что он похож на моего брата Тома. Только Тодор был повыше и пошире в плечах. Волосы у него блестели, как солнце, кожа загорела, стала совсем бронзовой, и за это он должен был благодарить Дунай и солнце. Оказывается, сам он родом из дельты Дуная, плавать научился ещё в четыре года, а когда ему было столько лет, сколько теперь нам, отец уже брал его с собой на канал Перволовка рыбачить.
С Тодором никогда не скучно. Он научил нас ловить окуней на простую нитку, и мы часами лежали на животе, глядя, как в прозрачной зеленоватой воде снуют вокруг наживки рыбы. Наживкой у нас была обыкновенная мамалыга. Если улов был удачным, мы тотчас же мчались на кухню и, хорошенько посолив — рыбу, жарили её на плите.
Мы научились у Тодора грести по-рыбацки — так, чтобы не уставать; он разъяснил нам тонкости рыбацкого дела, рассказал, на какую рыбу какая нужна наживка: ведь у рыб тоже свой «вкус». До сих пор мы знали только, что у лодки есть вёсла и борта, а теперь мы узнали от него, что такое уключина, киль, пазы и многое другое.
Но больше всех дружбе с Тодором радовался Джелу. Несколько метров он мог проплыть теперь сам и не был уже топором, хотя рыбой тоже ещё не стал. Он не научился ещё правильно дышать в воде и часто захлёбывался. Вот когда нам пригодился «спасательный круг» нашего отряда! Никитуш-второй всё время только тем и занимался, что латал и надувал его. Худо бы пришлось Джелу без его помощи!
Но как-то раз случилась настоящая беда. Да, долго мы не забудем номер, который выкинул Милукэ!
Как обычно, мы торчали в тот день на пристани. Братья Никитуш и я лежали на берегу, подставив спины солнцу и уткнувшись носом в щель между досками причала. Мы следили за тем, как резвятся окуни. Рядом сидел и Тодор. Он говорил, когда нужно тянуть леску. Тут на нашу приманку клюнул жирный и блестящий окунь, и в то же мгновение раздался громкий крик. Мы удивлённо оглянулись: крик был совсем необычный — как будто кто-то тонет и зовёт на помощь. Прямо перед нами, в нескольких метрах от пристани, там, где вода была более тёмной и, значит, было глубже, мы увидели Джелу. Он то исчезал под водой, то вновь появлялся на поверхности, отчаянно размахивал руками, вспенивал воду и, поднимая тучу брызг, что-то кричал…
Пока мы размышляли, как быть, Тодор бросился в воду. В мгновение ока подплыл он к Джелу-, крепко обхватил его, вытащил на берег и затем осторожно уложил на спину. Джелу кашлял, он весь посинел, изо рта у него стекали струйки воды.
Только теперь мы заметили, что и Милукэ тоже был в воде, а теперь вылезал на пристань, держа в руках спасательный круг Никитуша-второго. Вид у него был испуганный, рот широко раскрыт, так что были видны все его зубы. Весь дрожа, он подошёл к нам и опустился на колени рядом с Джелу.
— А он не ум-рёт? — спросил Милукэ Тодора, старавшегося вместе с Никитушем-первым выкачать из Джелу воду.
— Как тебе только не стыдно! Был в воде и даже не попытался помочь!
— Почему ты не бросил ему спасательный круг?
— Трус несчастный!
Милукэ испуганно смотрел на нас и едва слышно ответил:
— Я… я… не знал. — Он говорил медленнее, чем обычно. — Я не хо-тел, я не ду-мал… я сде-лал это в шут-ку…
— Какая такая шутка? — подскочил я.
— Я схва-тил е-го под во-дой за но-ги, но не знал, что…
— Как, негодяй? — набросился на него Никитуш-второй. — Значит, это ты потянул его на дно? Да?
— Толь… толь-ко в шутку, чест-ное сло-во… — Милукэ даже отступил на шаг, испугавшись, как видно, что мы его сразу же вздуем. Он видел, как мы сжали кулаки.
Тут Тодор, до сих пор не произнёсший ни одного слова, крикнул ему, не поворачивая головы:
— Убирайся отсюда, убирайся сейчас же!
Потом, всматриваясь в порозовевшее лицо Джелу, спокойно обратился к нам:
— Ему стало лучше, сейчас он поднимется.
… После этого случая Джелу стал совсем избегать воды. Он ходил вместе с нами на пристань, смотрел, как мы плавали, но сам сидел в сторонке с книгой в руках. Всё время он оставался хмурым и молчаливым. А на Милукэ даже не смотрел. Мы тоже отворачивались от него и больше не смеялись над его зонтиком и жёлтым одеялом. Мы с близнецами хотели даже хорошенько его отколотить, но нам отсоветовал Тодор. Он сказал, что Милукэ сам себя уже достаточно наказал. Во-первых, он страшно перепугался, когда увидел, как Джелу чуть не утонул и лежал потом весь посиневший на пристани. А во-вторых, уже само наше молчание для Милукэ хуже самой сильной взбучки…