В общем, они были против меня, заодно, я посмотрел на папу, и он сказал:
— Строго говоря, можно считать и так и этак. Все зависит от подхода, я хочу сказать, от того, от чего мы первоначально будем отталкиваться, и...
— Но у человека должна быть одна точка зрения, — строго сказала мама.
Папа сказал:
— В быту — да. В повседневной жизни. Но я инженер, и у меня научный взгляд на вещи. Все дело в том — из чего мы предварительно исходим.
— Я тебя понимаю, — сказала мама. — И все же, как — была тогда Зика в Ленинграде или нет?
Папа сказал:
— Нет — поскольку, находясь в животике, она только там и была, и да — поскольку, находясь в животике, она все же была в Ленинграде.
— Была или не была? Говори прямо! — сказала мама.
— Смотря как глядеть на эти вещи.
— Как смотришь ты?
— И так, и так — я же уже сказал.
— Но должна быть одна точка зрения.
— А это и есть одна точка зрения.
Я вдруг напугался, что они сейчас поссорятся, наклонил к себе мамину голову и прошептал ей на ухо:
— Скажи... скажи, а у тебя сейчас никого нет... в животике? А то лет через десять опять будем спорить, летел он в самолете или не летел?
Мама засмеялась и сказала:
— Нет, дорогой, никого нет. Разве тебе мало одной Зики?
— Мне ее вот так хватает, — сказал я и провел пальцем по горлу.
Зика сказала:
— Балда ты.
А я сказал:
— Тогда, в те далекие годы, я мог видеть Эрмитаж, и крейсер «Аврору», и Петропавловскую крепость, а ты нет.
— Ты мог?! — закричала она. — Ты мог?! Да тебе тогда был год времени!
— А тебе ноль! — сказал я.
Теперь ясно, я думаю, что у меня за сестренка.
Я шел под дождем, но совсем об этом и не думал, а думал о том, что хорошо, что сегодня воскресенье, что не нужно идти в новую школу, что дождь кругом и я один, и можно пойти и посмотреть Эрмитаж, и Петропавловскую крепость, и «Аврору».
Я спросил у одного человека, как мне доехать до Эрмитажа, и он сказал, что на таком-то троллейбусе.
Я сел в троллейбус, устроился у окна и долго глядел, как хлещет дождь по асфальту. Я долго ехал. Потом троллейбус остановился и никуда не пошел дальше, а кондукторша сказала:
— Все, все, граждане. Кольцо. Приехали.
— А где здесь Эрмитаж? — спросил я у нее.
— О, милый! — сказала она. — Это в другую сторону. Выйдешь и садись во-он там. Завидую, что ты сегодня увидишь эту сокровищницу.
— Спасибо, — сказал я и выскочил из троллейбуса и тут же увидел, что дождь хлещет как угорелый. Все люди кругом побежали, и я побежал, в каждой парадной было битком набито, я бежал все дальше и дальше, куда-то завернул и вдруг увидел... море.
Я остановился, раскрыл рот... нет-нет, не так — сначала раскрыл рот, потом остановился и стал смотреть на тихое серое море без конца и края.
Кто-то схватил меня за руку и втащил в темную парадную, я растерялся сначала, потом огляделся и увидел всего одного человека, — видно, он и втащил меня в парадную.
— Ты что, с ума сошел? — спросил он. — Что ты стоишь на таком дожде, что ты там увидел?
— Это, — сказал я и махнул рукой в сторону моря. — Море.
— Это Финский залив, — сказал он.
— Я никогда не видел, — сказал я.
— Но он же не замерз, льда нет, — сказал этот человек возмущенно.
— Ну и что? — спросил я. — При чем здесь лед?
— Зимой я ловлю здесь рыбу, — сказал он.
— А летом? — спросил я.
Он посмотрел на меня с подозрением.
— Не признаю, — сказал он. — Только зимой. Запомни — не признаю. Не признаю, понял? Запомни это. Только зимой я ловлю рыбу.
И он выбежал из парадной, юркнув куда-то влево. Я выглянул и поглядел ему вслед и увидел, что дождь перестал, и тогда я пошел на залив. Я еще подумал, не поехать ли мне обратно, чтобы посмотреть разные замечательные места, но меня так и тянуло на залив, к тому же, подумал я, эти замечательные места находятся далеко друг от друга, и я опоздаю домой; я не знал еще тогда, что Эрмитаж, и «Аврора», и Петропавловка, и Исаакий — все рядом.
На заливе было пустынно и тихо, дождь почти перестал, только немножечко прыгал по воде, и я пошел вдоль воды, по мокрому песку, глядя, как вдалеке, на горизонте, медленно плывет малюсенький кораблик с длинным хвостом дыма из трубы.
Как же это все получается? И почему я хочу сделать что-нибудь одно, а выходит наоборот, вообще по-другому? В школе я незаметно хотел поглядеть на девочку, но она-то все заметила, еще хуже — на ее глазах я налетел на директора, именно мой, а не чей-нибудь портфель должен был вырваться из руки и не просто упал, а именно кому-то на голову. Всего один раз я был в новой школе, я ничего особенного специально не сделал, а некоторые уже смотрят на меня с улыбочкой.