— Что это Томы несколько дней не видно? Почему она не заходит?
— Разве я забыла тебе сообщить? — спросила Зика. — Она второй день не ходит в школу, что-то у нее там такое с ухом, не очень серьезное, но она сидит дома.
Вот оно что, подумал я. С ухом? Дома сидит? Значит, это была не она? А я вон как разволновался. Нет, видно, никогда мне не будет хорошо, как другим людям, если мне становится не по себе от того, чего и не было на самом деле. Я же не мог час назад, на стадионе, быть уверенным, что это она, я же не видел. Не видел, а разошелся вовсю. Нет, вряд ли выйдет из меня что-нибудь толковое. Вряд ли.
Странно, прошло всего несколько дней, срок — ерунда, а жизнь моя поменялась, как бы это сказать — значительно. Произошли разные события, и хорошие, и плохие, но и те, и другие были какие-то новые, каких раньше не было, и я так и не знаю толком, лучше стало мне или хуже. Но ясно, что иначе, потому что такими уж получились эти события.
Во-первых, ночью, в тот день, когда я вернулся со стадиона, я, лежа в кровати и уже засыпая, неожиданно вспомнил кое-что... не знаю, можно ли назвать это событием. Кажется, я говорил о том, кто заходил ко мне, пока я болел: девушка-врач, Сашуля и Рыбкина, Дымшиц. Это неверно, заходил еще один человек, в первый же день болезни, когда температура у меня была высокая и я даже бредил вечером. Смешно, конечно, но в бреду я услышал и запомнил почти весь разговор этого человека с мамой, а после, когда температура спала, я начисто забыл о том, что такой разговор вообще был, — провал памяти. И вот ночью, засыпая, я вдруг вспомнил, что разговор такой был, и почти весь этот разговор вспомнил, может, пропустил только два или три каких-нибудь слова. Разговор между мамой и Евгенией Максимовной, нашей классной руководительницей. Сначала был звонок в дверь, после очень глухо, в прихожей: «Здравствуйте» — «Здравствуйте» — и еще что-то, и после этого уже разговор на кухне: я сразу узнал голос Евгении Максимовны.
— Что с ним такое? — спросила она.
— Ах, не знаю, — сказала мама. — Простуда. И очень высокая температура.
— Вы не расстраивайтесь, я думаю, все обойдется. Поболеет и поправится. Не бойтесь только.
— Я так надеюсь, — сказала мама. — Ведь вообще-то он крепкий мальчик. Сибирь, лыжи, понимаете?
— Конечно, конечно. А увидеть его нельзя?
— Ох, — сказала мама. — Вы уж не сердитесь, пожалуйста, но лучше не стоит, температура очень высокая, он лежит все время, закрыв глаза. Какой он вообще? Я волнуюсь.
— Я не совсем вас понимаю.
— Ну, как он в школе? Как учится? Как дружит с другими ребятами?
— Я думала, вы и так все знаете от него самого?
— Как? Что «все»? Что именно? Он...
— Нет, вы не беспокойтесь, с ним все в порядке, просто я была уверена, что он от вас ничего не скрывает.
— Да, это так, он сообщает нам все отметки. Но насчет дружбы с другими детьми я не до конца спокойна. Новая школа, знаете ли, огромный незнакомый город... А он, по-моему, такой необщительный.
— Ерунда, — сказала Евгения Максимовна. — Это ничего не значит. Мало ли что необщительный.
— Так вы согласны, что он необщительный?
— И да, и нет. Я его еще мало знаю и вообще не тороплюсь с выводами никогда. И вы знаете, почему?
— Почему же? Нет, не знаю.
— Я сама, когда была ребенком, была ужас какая необщительная. А необщительные дети очень внимательные на самом деле дети, конечно, не всегда, раз они замкнутые, но иногда — очень, ко всему приглядываются и не торопятся делать выводы.
— Вот никогда бы не подумала, что вы были необщительной, — сказала мама. — Я вижу вас в первый раз, и сразу заметно, что вы очень общительная.
— А почему это вас так заботит? — спросила Евгения Максимовна.
— Ка-ак? Но ведь эти дети так страдают!
— И пусть. Это очень воспитывает человека. Такие люди никогда почти не становятся потом холодными сухарями.
— А если дети страдают чрезмерно?
Что-то вдруг на секундочку загудело тогда у меня в голове, и что ответила Евгения Максимовна, я не расслышал.
Потом я снова услышал мамин голос:
— Я бы так не хотела, чтобы мой Митя вырос холодным сухарем. Ужас какой!
— А ваш Митя и не вырастет холодным сухарем.
— Страшно подумать.
— А вы так и не думайте.
— Вы очень славная, — сказала мама.