— Пошли к карусельному! — прокричал Дымшиц, и мы тронулись дальше.
Карусельный станок был еще больше того, первого, и тоже с пультом управления и своим освещением, специальными лампами; того света — сверху, от больших ламп — явно бы не хватало из-за высоты и тумана. Этот карусельный станок крутился как карусель, ну, не сам станок, а его крутящаяся часть вместе с деталью, а резец, который ее обрабатывал, был неподвижным.
Лицо Дымшица прямо светилось, когда он стал рассказывать о станке.
— Огромные лопасти турбины! — кричал он. — Это не просто лопатки! Это огромные крылья, и каждое крыло представляет собой математически сложную, я бы сказал — сложнейшую единую систему выпуклых и вогнутых поверхностей. Идите сюда! Вот станок, который делает поверхность лопасти после отливки идеально правильной. Смотрите, смотрите внимательно! Большим резцом трудно управлять, чтобы выполнить такую сложную и тонкую работу, да, тонкую, хотя лопасть и огромна. Мы заставляем нечто вроде маленького резца отмечать эту работу на маленькой модели, после от этого маленького резца через сложную связь идет программа к резцу большому и тогда начинает действовать он, большой резец. Понимаете теперь, какая это красота!?
Дымшиц таскал нас от станка к станку, кричал, заглушая шум в цехе, рассказывал, объяснял, знакомил с рабочими, просил их объяснить нам работу станка, они объясняли, он хохотал, шутил, тащил нас дальше, и все начиналось сначала.
— Это электрокары! — кричал он, показывая нам на маленькие машинки, которые сновали по узким улочкам, пересекавшим главное шоссе цеха. — Они перевозят к месту монтажа более мелкие детали. Либо от станка к станку. Либо в другой цех, либо из другого. Привет, Коля! — кричал он водителю электрокара. — Идите сюда, детки! Вот смотрите, смотрите во все глаза, здесь и собирается мадам-турбина целиком. Это святое место! Ага, вот и она, голубушка! Помните эту деталь, которую при вас потащил от станка кран? Это она! Смотрите, смотрите! Вы видели когда-нибудь крепежные болты и гайки такой величины? Во-о-о гайка! Чуть ли не в метр диаметром! Слушайте сюда! Говоря очень и очень примитивно, когда наступит момент сборки, на вал, длиннющий вал наденут и закрепят специальное огромное кольцо, в него вмонтируют лопасти, закрепят их, насадят на вал конус и всю эту собранную махину отправят на электростанцию. Вал окажется в специальном отделении электростанции, лопасти же примут на себя огромную нагрузку падающей сверху воды, они начнут вращаться, а вместе с ними и вал. Так на электростанции из механической энергии, энергии вращения, получат энергию электрическую. Но не забывайте: я все объяснял примитивно! Теперь я жду от вас вопросов, детишки!
Не помню, какие именно были вопросы, умные, глупые, — не знаю, не запомнил. Да я и не прислушивался. Я стоял и смотрел на Дымшица во все глаза. Если вдуматься, он был совсем не похож сейчас на того толстого грустного дядьку на моем дне рождения. Тогда он сказал, что со стихами у него произошла беда, поэта из него не вышло, но главное, мол, не в этом, а в том, что и инженер-то он средненький. Мне тогда было так жалко его, что я чуть не заплакал... Честно, еще б немного, и я бы заплакал. А сейчас даже странно было думать — жалеть его. Конечно, он тогда, на дне рождения, не врал про себя, ему действительно было грустновато от своих мыслей, но, видно, здесь-то, на заводе, он начисто забывал, что он средненький инженер, потому что на самом деле это было не так — это сразу же становилось ясно.
Я знаю, так бывает: захочешь очень что-нибудь сделать, делаешь, и выходит все как надо, как и хотел, — и тогда жутко радостно становится. Вот и он, по-моему, радовался, потому что здесь у него все получилось, хоть он и сомневался.
По-моему, все были жутко усталые, когда мы вышли из проходной. И очень тихие. Но глаза у многих — я заметил — странно блестели. Галка Чижова и красавица Нина Луфарева — Пумка — смотрели на вышедшего с нами Дымшица открыв рот, как на великого киноактера.
Евгения Максимовна долго трясла Дымшицу руку и благодарила, мы — тоже, после она пригласила его в школу на какой-то вечер, и тогда все заорали, чтобы он обязательно приходил.
— Цех произвел на меня огромное впечатление, — сказал Цыплаков Дымшицу. — Но я остался при своем мнении.