— Ты поэтому и не спишь?
— Да.
— А о чем ты думаешь?
— О работе.
— Что, неприятности?
— Нет, не то слово. Просто неполадки.
— Может, ты необщительный?
— Кто — я? Да нет. Я общительный, и это здесь вообще ни при чем, потому что, хоть работа и новая...
— Ты, как и я, новичок, — вставил я.
— ...но люди все равно знакомые. Ты ведь знаешь, я тыщу раз летал сюда в командировки. Здесь дело в другом.
— А в чем же дело?
— В установке. У нас одна установка не получается. Ты вряд ли поймешь, но установку можно собрать так и эдак, в зависимости от того, из чего мы будем первоначально исходить. То есть — существуют два пути. Какой выбрать?
— Выбери один какой-нибудь.
— А второй куда деть?
— Ну, выбери второй.
— А куда мы денем первый?
— Выбери оба, — сказал я глупость.
— Я понимаю, ты шутишь, — сказал папа. — Только мне-то не до шуток.
— Выбери путь, который лучше, — сказал я.
— Они оба хороши. Совершенно одинаковые. Мы считали.
— О! Придумал! — сказал я. — Конечно, если они совершенно одинаковые, эти пути.
— Что? Что? Говори скорее!
— Киньте монетку, — сказал я.
Он вздохнул и сказал:
— Это не по науке. Я съел у тебя всю котлету. Ну, я пошел спать.
И он ушел из кухни.
Я погасил свет и еще немного посидел в темноте, глядя на дождь за окном, потом тоже пошел досыпать.
Папа не спал. Я заглянул в щелочку их с мамой комнаты: горела настольная лампа, папа сидел в пижаме за столом со своей специальной линейкой в руке, и что-то бормотал, и стукал этой линейкой себя по носу.
— Громов, — сказала учительница по географии, и все, кто сидел впереди меня, обернулись и стали смотреть на меня, да и те, кто сзади, я думаю, тоже. Но я почему-то не шевельнулся.
— Ну, Громов. Что же ты? — снова сказала учительница, и только тогда я встал, хлопнув крышкой парты.
— Здесь! — сказал я.
В классе зашумели, а кто-то хихикнул, потому что смешно было говорить «здесь», — просто меня вызывали отвечать урок.
Но я никуда не шел, а стоял на месте.
— Ты можешь отвечать урок? — спросила учительница. — Хотя это не обязательно, потому что ты новенький, да еще опоздал к началу учебного года.
— Могу, — сказал я. — Урок я выучил.
— Ты учти, что это не обязательно, — сказала она, — раз ты позже всех пришел в этом году в школу. Потом ты новенький и еще не привык, ведь правда? Ну, ладно, садись. Я тебя в другой раз вызову. Готовься к урокам как можно серьезнее. Садись.
Я сел, и она вызвала кого-то другого, я даже не обратил внимания, кого именно, потому что совсем сбился с толку. Учительница спросила меня, могу ли я отвечать, а когда я сказал, что могу, она велела мне сесть. Честно, мне не объяснить почему, но я ужасно разволновался от всего этого. Даже мысли какие-то невероятные полезли в голову — взять и убежать сейчас куда-нибудь, в поле или на залив.
Вдруг кто-то плюхнулся рядом со мной на парту. Я же говорю — я совсем отключился, это моего соседа вызывали отвечать, он ушел, ответил, вернулся, а я и не заметил ничего. Он сидел совсем красный и отдувался.
— Сколько? — вдруг спросил я. Совершенно для себя неожиданно.
— Трояк, — сказал он.
Тут у меня упала авторучка, и я полез под парту и уже там, под партой, услышал, как все кричат:
— Громов! Громов!
— Где же он? — услышал я голос учительницы.
— Он под партой! Он под партой!
— Вылезай, Громов! Вылезай!
Я вылез из-под парты и встал руки по швам.
Она спросила:
— Зачем ты полез под парту?
— У меня авторучка упала, — сказал я.
— Ну, это не страшно. Я хотела спросить — ты приехал из Сибири, да?
— Да, — сказал я.
— А из какого города?
Я назвал. Она поморщилась и сказала:
— Я, кажется, слышала про этот город.
— Это очень маленький городок, — сказал я. — Его никто почти не знает.
— Да-да, — сказала она. — Очень маленький, но я слышала.
— А там у вас твист танцуют? — спросил кто-то. — А шейк?
— Что? Что такое?! — сказала учительница.
Кто-то захохотал басом.
Она сказала:
— Ты когда-нибудь расскажешь нам про Сибирь? Когда будем проходить по программе.
— Ладно, — сказал я. — Только я плохо умею.
— Надо говорить не «ладно», а «хорошо», — сказала она. — Сколько у тебя было по русскому?
— Не помню, — сказал я.
Глупо, но я на самом деле не помнил.
— Вот это да! — громко сказал кто-то, и все зашумели.
— Странно, — сказала она. — Ну, хорошо, садись. Продолжаем урок.
Никак у меня не получалось внимательно слушать. И так весь день, все уроки. На каждой переменке я убегал вниз, на первый этаж, где учились малыши, и ходил там один: там ведь никто меня не знал и вполне могли подумать, что я назначен у малышей дежурным.