Завидую птицам, которые летят над горами и морями, лесами и равнинами, все видят и все запоминают. Но больше всего завидую птицам, которые верны гнезду своему, которые не ищут, где уютнее и теплее, которые знают, что на всем белом свете есть только одна Родина».
Подоляк в сердцах подумал, что автор слишком вольно подошел к теме, а говоря иными словами, написал «не про то». Но мысли Песковского совпадали с его мыслями, хотя строки о немцах, о немецкой колонии показались сомнительными. А что, если на следующем занятии предложить слушателям разобрать несколько работ... Одну — Песковского, а вторую... надо будет найти вторую, в которой все правильно, где все на месте... У кого может быть такое сочинение? Ни на минуту не задумываясь, Вячеслав Максимович произнес про себя фамилию Пантелеева и начал искать его листок.
Это были четыре страницы: ровный, аккуратный почерк, ни единой поправки. Наблюдая за Пантелеевым во время работы над сочинением, Вячеслав Максимович обратил внимание, что в отличие от других он не пользуется черновиком, обдумывает про себя фразу и выписывает ее с тщательностью, которая бывает обычно редко свойственна людям такого возраста. У Евграфа встречались слова, с трудом поддававшиеся расшифровке, у Пантелеева же все было четко и ясно, учитель с удовольствием прочитал все четыре страницы от начала до конца, но, когда дошел до последней точки, вдруг спросил себя: «А сможете ли вы сказать, уважаемый Вячеслав Максимович, дала ли эта работа хоть маленький толчок вашей мысли, возбудила ли интерес к автору, вызвала ли желание поспорить? Стоп, стоп, не торопитесь, не хотите ли вы сказать, что одно из достоинств слушателя заключается в способности вызвать кого-то на спор? Вам надо было пробежать сперва сочинение Пантелеева, а потом уже Песковского, тогда бы у вас такие мысли не возникли и вы поняли бы преимущества работы, четко отвечающей теме».
Вячеслав Максимович прочитал оба сочинения вслух и спросил: «Кто бы хотел высказаться?» Большинство слушателей дружно поддержали Пантелеева. Кто-то сказал, что Песковский слишком уж хочет быть оригинальным, поэтому позволяет себе писать о чем угодно, только не на заданную тему.
Евграф говорил себе: «Не спеши, не выскакивай; когда выступит последний, попроси слова». Но разве можно терпеливо ждать, когда выступает твой товарищ Канделаки и, запуская всю пятерню в волосы (таким приемом он изображает работу мысли), говорит:
— Если бы наш автор писал о картонных улыбках и ненастоящем веселье немцев, живших в дореволюционных условиях, я этому бы поверил. Но сегодня немецкие товарищи создали колхозы, наше государство предоставило им все возможности для проявления своих талантов и развития культуры... Мне кажется, что Песковскому не хватает умения смотреть в глубь вещей, на первый план он ставит то или иное свое впечатление, не давая себе труда задуматься над тем, насколько оно существенно и отвечает действительному положению дел.
Канделаки снова расчесал пятерней черные, как классная доска, волосы и добавил, что такая несерьезная работа не заслуживает серьезного обсуждения. Он хотел сказать что-то еще, но его перебил Евграф:
— Пожил бы там, где жил я, по-другому начал бы рассуждать.
— Не начал бы, — отозвался Пантелеев.
— Сегодня оценок ставить не буду, — сказал Подоляк. — Мнение Канделаки разделяю. Следующий раз прошу слушателей представлять работы, четко отвечающие теме. Товарища Песковского прошу остаться после урока.
Оставшись наедине с Песковским, Подоляк предупредил:
— Я хотел бы сказать вам, Евграф, мне понравилось, что вы сочинили. Только следующий раз за подобный экзерсис я выставлю «неуд».
Подоляк был военным человеком и хорошо знал, что такое дисциплина и чем чревато Малейшее отступление от нее.
Евграф охотно участвовал в играх, входивших в учебную программу под названием «развитие навыков запоминания».
Слушателя впускали в комнату, где находилось десять — двенадцать предметов, и через двадцать секунд вызывали обратно. Надо было описать каждый предмет.
Евграф получил поощрение на одном из первых занятий.
Выйдя из комнаты, сказал:
— Стол на четырех ножках, покрытый клеенкой в клетку красно-зеленого цвета, на столе будильник, на котором четырнадцать часов семнадцать минут, рядом коробка со спичками, на коробке спичка, указывающая обгорелым концом на северо-восток, на подоконнике книга — учебник начертательной геометрии, раскрытый на двадцать девятой странице, на стене отрывной календарь, на верхнем листке 14 декабря. На правой стене репродукция с картины «Аленушка» — вырезка из журнала «Огонек». Под потолком на шнуре длиной сантиметров семьдесят пять металлический абажур. Окно двустворчатое, выходящее во двор. Под подоконником батарея парового отопления. Так, еще минуту... На столе пепельница с окурком папиросы «Наша марка». Пепел теплый, папиросу курили недавно.