— Я буду ждать тебя в Баку.
— Это правда? Будешь... ждать... меня? Если скажешь «да», моя нога сразу пройдет. — Марта улыбнулась, как улыбаются старому и доброму знакомому.
Выйдя от Велиева, Арсений спустился по широкой мраморной лестнице бывшей городской думы, свернул направо по Николаевской улице, подивился, что ее до сих нор Не переименовали (смешно: большевистский Бакинский Совет на улице имени царя Николая), неторопливо зашагал к морю.
После утомительного трехдневного путешествия в товарном вагоне, пропитанном запахом муки, после всех формальностей, связанных с передачей груза и оформлением отчета, хотелось побыть одному.
Стоял тихий, спокойный, не по-зимнему ласковый день. Каспий накатывал легкую волну на берег. Арсений почувствовал вдруг какое-то детское и неодолимое желание снять сапоги и портянки и походить босиком по влажному песку. Стыдливо оглянулся кругом. Метрах в сорока от Девичьей башни с удочкой в руках сидел старик, сосавший чубук, чуть поодаль гуляла с детишками гувернантка... «А, ничего страшного, кто тут меня знает?» Сел на скамейку, не без труда стащил сапоги, пошевелил отекшими пальцами и тут только, посмотрев на ноги свои, вспомнил, сколько ночей спал не раздеваясь и сколько дней не ходил в баню. Быстро-быстро обернул ноги портянками, дав слово уже не стирать их, а просто выкинуть, мечтательно вспомнил о главном своем богатстве, паре цивильных ботинок.
Купил билет в отдельный номер, пригласил банщика и покрякивал от удовольствия, терпя немыслимые истязания бронзоволицего черноусого инквизитора. Банщик раздобыл у старушки уборщицы две чистые тряпки. Песковский с удовольствием намотал их на ноги вместо старых портянок, не поскупился на «даш-баш»[2] и снова направился к морю. Смыв все переживания и испытания служебной командировки, Арсений позволил себе вернуться к размышлениям «на личные темы».
Он начал понимать, что этот мир имеет гораздо больше приятных сторон и радостей, чем это казалось ему совсем недавно. До поездки в Терезендорф.
Старик с чубуком сидел все на том же месте. Видимо, и ему мир казался устроенным прекрасно. Во всяком случае, бычок ловился хорошо — а что еще надо настоящему рыбаку? Рядом с высокой банкой, сквозь стекло которой очумело смотрели на новый мир ничего не понимавшие большелобые усатые рыбешки, лежала удочка.
— Дядя, можно я немного половлю тоже?
Не выпуская чубука изо рта, старик показал глазами: бери, мол, и лови сколько хочешь.
Чем-то, скорее всего крупным мясистым носом «шестеркой», старик напоминал мастера-нефтяника, у которого Арсений брал до войны первые уроки на Биби-Эйбатском промысле. Мастер был с характером, служил хозяевам верой и правдой, рабочим спуску не давал; один молодой горячий тартальщик, приехавший на заработки из Нагорного Карабаха, чуть не пристрелил его... А оказалось, мастер был конспиратором-самоучкой, дружил с подпольщиками и сдавал им сарай, где они размножали прокламации. Так и не успел догадаться Арсений, что заставляло мастера дружить с большевиками: то ли они деньги хорошие платили, то ли убеждения свои имел и только изображал преданного хозяевам человека... Арестовали мастера вместе с подпольщиками и судили строго. Где-то он теперь?
Приехал Арсений в Баку вскоре после того, как потерял отца, тихого, рано овдовевшего токаря, считавшего, что главное в этом мире — умение жить, не ссорясь с другими, не озлобляясь сердцем и никому не завидуя. Отец зарабатывал сносно, не пил, «жил по правилам», чтобы единственному своему чаду примером стать. Да не стал. Еще в юности, помогая отцу на верфях в Нижнем, понял Арсений, какое это непростое дело жить в ладу и в мире со всеми, как мало надо себя ценить, чтобы не замечать несправедливости, затопляющей этот мир. Война, на которую его погнали, и революция, в которую он вступил сам, помогли на многое посмотреть новыми глазами, найти единомышленников и место в быстро менявшейся жизни.
Сейчас Арсений испытывал радость человека, сделавшего хорошее, доброе дело, и все вспоминал слова Велиева:
— Ну, брат, удружил, спасибо тебе огромное. Ты представляешь, что такое для нас эти девять тысяч пудов?! И из других уездов пришли обозы... Нет, с нами не так-то просто теперь расправиться!
Велиев подробно расспрашивал о немецкой колонии: как там встретили революцию, готовы ли сотрудничать с большевиками, как расставались с зерном, не было ли попыток саботажа? Слушал внимательно, потом, вдруг вспомнив о чем-то, вынул из бокового ящика плоские черные карманные часы с крышкой, протянул их Песковскому.