По крайней мере теперь был задан вопрос, и достаточно четкий.
- Не знаю, - ответил Дэниельс. - Сейчас, наверное, не могу. Но лет через сто - ты меня слышишь? Слышишь и понимаешь, что я говорю?
- Ты говоришь, что помощь возможна, - отозвалось призрачное существо, - только спустя время. Уточни, какое время спустя?
- Через сто лет, - ответил Дэниельс. - Когда планета обернется вокруг центрального светила сто раз.
- Что значит сто раз? - переспросило существо.
Дэниельс вытянул перед собой пальцы обеих рук.
- Можешь ты увидеть мои пальцы? Придатки на концах моих рук?
- Что значит увидеть? - переспросило существо.
- Ощутить их так или иначе. Сосчитать их.
- Да, я могу их сосчитать.
- Их всего десять, - пояснил Дэниельс. - Десять раз по десять составляет сто.
- Это не слишком долгий срок, - отозвалось существо. - Что за помощь станет возможна тогда?
- Знаешь ли ты о генетике? О том, как зарождается все живое и как зародившееся создание узнает, кем ему стать? Как оно растет и почему знает, как ему расти и кем быть? Известно тебе что-либо о нуклеиновых кислотах, предписывающих каждой клетке, как ей развиваться и какие функции выполнять?
- Я не знаю твоих терминов, - отозвалось существо, - но я понимаю тебя. Следовательно, тебе известно все это? Следовательно, ты не просто тупая дикая тварь, как другие, что стоят на одном месте, или зарываются в грунт, или лазают по тем неподвижным, или бегают по земле?..
Разумеется, звучало это вовсе не так. И кроме слов - или смысловых единиц, оставляющих ощущение слов, - были еще и зрительные образы деревьев, мышей в норках, белок, кроликов, неуклюжего крота и быстроногой лисы.
- Если неизвестно мне, - ответил Дэниельс, - то известно другим из моего племени. Я сам знаю немногое. Но есть люди, посвятившие изучению законов наследственности всю свою жизнь.
Призрак висел над краем уступа и довольно долго молчал. Позади него гнулись на ветру деревья, кружились снежные вихри. Дэниельс, дрожа от холода, заполз в пещеру поглубже и спросил себя, не пригрезилась ли ему эта искристая тень.
Но не успел он подумать об этом, как существо заговорило снова, хотя обращалось на сей раз, кажется, вовсе не к человеку. Скорее даже оно ни к кому не обращалось, а просто вспоминало, подобно тому другому существу, замурованному в толще скал. Может статься, эти воспоминания и не предназначались для человека, но у Дэниельса не было способа отгородиться от них. Поток образов, излучаемый существом, достигал его мозга и заполнял мозг, вытесняя его собственные мысли, будто эти образы принадлежали самому Дэниельсу, а не призраку, замершему напротив.
5
Вначале Дэниельс увидел пространство - безбрежное, бескрайнее, жестокое, холодное, такое отстраненное от всего, такое безразличное ко всему, что разум цепенел, и не столько от страха или одиночества, сколько от осознания, что по сравнению с вечностью космоса ты пигмей, пылинка, мизерность которой не поддается исчислению. Пылинка канет в безмерной дали, лишенная всяких ориентиров, - но нет, все-таки не лишенная, потому что пространство сохранило след, отметину, отпечаток, суть которых не объяснишь и не выразишь, они не укладываются в рамки человеческих представлений; след, отметина, отпечаток указывают, правда почти безнадежно смутно, путь, по которому в незапамятные времена проследовал кто-то еще. И безрассудная решимость, глубочайшая преданность, какая-то неодолимая потребность влекут пылинку по этому слабому, расплывчатому следу, куда бы он ни вел - пусть за пределы пространства, за пределы времени или того и другого вместе. Влекут без отдыха, без колебаний и без сомнений, пока след не приведет к цели или пока не будет вытерт дочиста ветрами - если существуют ветры, не гаснущие в пустоте.
"...Не в ней ли, - спросил себя Дэниельс, - не в этой ли решимости кроется, при всей ее чужеродности, что-то знакомое, что-то поддающееся переводу на земной язык и потому способное стать как бы мостиком между этим вспоминающим инопланетянином и моим человеческим "я"?.."
Пустота, молчание и холодное равнодушие космоса длились века, века и века - казалось, пути вообще не будет конца. Но так или иначе Дэниельсу дано было понять, что конец все же настал - и настал именно здесь, среди иссеченных временем холмов над древней рекой. И тогда на смену почти бесконечным векам мрака и холода пришли почти бесконечные века ожидания: путь был завершен, след привел в недостижимые дали и оставалось только ждать, набравшись безграничного, неистощимого терпения.
- Ты говорил о помощи, - обратилось к Дэниельсу искристое существо. Но почему? Ты же знаешь того, другого. Почему ты хочешь ему помочь?
- Он живой, - ответил Дэниельс. - Он живой, и я живой. Разве этого недостаточно?
- Не знаю, - отозвалось существо.
- По-моему, достаточно, - решил Дэниельс.
- Как ты можешь помочь?
- Я уже упоминал о генетике. Как бы это объяснить...
- Я перенял терминологию из твоих мыслей. Ты имеешь в виду генетический код.
- Согласится ли тот, другой, замурованный в толще скал, тот, кого ты охраняешь...
- Не охраняю, - отозвалось существо. - Я просто жду его.
- Долго же тебе придется ждать!
- Я наделен умением ждать. Я жду уже долго. Могу ждать и дольше.
- Когда-нибудь, - заявил Дэниельс, - выветривание разрушит камень. Но тебе не понадобится столько ждать. Знает ли тот, другой, свой генетический код?
- Знает, - отозвалось существо. - Он знает много больше, чем я.
- Знает ли он свой код полностью? - настойчиво повторил Дэниельс. Вплоть до самой ничтожной связи, до последней составляющей, точный порядок неисчислимых миллиардов...
- Знает, - подтвердило существо. - Первейшая забота разумной жизни познать себя.
- А может ли он, согласится ли он передать нам эти сведения, сообщить нам свой генетический код?