Лена судорожно осмотрелась.
- То есть, мы как бы...
- А врач - он тот, кто принимает души.
Лена подняла руку с явным намерением себя ущипнуть, но не решилась, просто провела рукой по руке, прислушиваясь к чувствам.
- Ладно, - затем сказала она. - Будем считать это версией номер два.
- А первая какая?
- Понимаешь... тебя как зовут?
- Денис.
- А я... ну да, ты же знаешь! - Она улыбнулась на мгновение, словно осветилась изнутри. - Китова Лена.
Их прервали. Из бокового коридора вышла прежняя девушка, улыбнулась им настоящей гостеприимной улыбкой и пригласила подойти к стойке.
- Простите за задержку, у нас очередное нашествие. Как говорит Агасфер Эммануилович, запарка: котлы не справляются, а серы не хватает.
Девушка искренне засмеялась, а Денис с Леной тревожно переглянулись.
- Это он так шутит. Правда, забавно?
Очень, подумал Денис.
- Вы уже забыли все случившееся? - осведомилась девушка, извлекая из-за стойки древнюю, очень древнюю книгу, от вида которой Денис похолодел.
Да, именно так она и должна выглядеть, обреченно подумал он. Тяжелый том, укрытый толстой кожей с выдавленными на ней темными от необозримого количества веков узорами, тусклые металлические уголки по краям и длинные тяжелые застежки - тоже из металла, - как вечные засовы на последних вратах. А там внутри, среди текста, выложенного угловатым готическим минускулом, с рисованными буквицами и отступами записаны и они: такого-то числа родились, такого-то прибыли вот сюда, где окончательно решится, был ли смысл в той, первой дате...
Внутри, в самом деле, имелся тяжелый рукописный шрифт, разграфленные таблицы, цифры и фамилии.
- Мы должны забыть?- осторожно спросила Лена.
Девушка, старательно перелистывая серовато-коричневые пергаментные листы, одной рукой пошарила за стойкой и, найдя, выставила пирамидальной формы бутылочку из темного стекла - широкую снизу, узкую вверху, с венчающей ее темной пробкой.
- Достаточно глотка, не больше.
Денис оглянулся на стеклянные двери, за которыми окончательно угас прошлый мир.
Хотелось ли вернуться туда, тянули ли назад незаконченные дела, не остались ли внутри слова, которые непререкаемо следовало произнести там, с той стороны? Как ни странно, ничего такого не вспоминалось, разве что: пренепременно проследить завтра, что заказчики документы получили и подписали, не забыть оплатить счета, ответить в живом журнале, что оппонент категорически неправ, потому что ... и так до бесконечности. То есть, ничего такого, из-за чего нужно было бросаться в ноги, крича, про не успел, цель жизни и миссию, которая рухнет без твоего присутствия.
Денис усмехнулся.
- Пить обязательно? - спросил он.
Девушка по-прежнему пыталась перебрать все листы Книги.
- Нет, если сможете справиться со стрессом сами. Некоторые пьют, чтобы восстановить силы, только помните, армонильяк действует на тех, кто долго жил среди людей, опьяняюще. Вот, наконец-то нашла!
Она удовлетворенно прогладила пергамент и провела рукой по первым строчкам.
- Инструкция для девять-четыре.
Денис снова посмотрел на Лену, поймал ее недоуменный взгляд.
- Давайте, я запишу. День и месяц по местному календарю... месяц... месяц... ах да, август...
Девушка подняла голову и воодушевленно произнесла:
- ... когда дымка созревшей любви ложится тонким пологом на уставшие от зноя поля, ранний рассвет еще таит свежесть юной весны, а сады уже полнятся плодами - как обещанием вкусить от древа познания... так, кажется?
Происходящее было не просто непонятным, чудовищно непонятным. Словно колодец, в который забрасываешь ведро, ожидая воду, а из него прет жирный синий дым, вызывающий чихание, и лезет со словами: 'Зачем ты потревожил джинна, о неверный?' - кто-то нечеткий и колеблющийся.
Обычные вещи и слова сместились, поломали прежний узор и вышло дивно и беспокойно, и томительно - от неспособности понять и последовать за новыми правилами.
Открылась дверь и вестибюль принял в себя девушку, тонкую и нескладную. В длинной юбке, невзрачной блузке и с большим футляром за спиной, надетом как рюкзак и вмещавшем какой-то музыкальный инструмент.
Новенькая прошла мимо замерших Дениса и Лены и кивнула девушке за стойкой. Та в ответ улыбнулась мягко и с удовольствием, как обычно улыбаются только своим.
А ведь я был прав, подумал Денис. В любом случае это уже не наш мир. После странных и необъяснимо душевных слов, почти ангельских взглядов, незамутненных тревогой и усталостью, - какой угодно, только не наш. После их улыбок, доверчивых, ясных, открытых и безупречно чистых - улыбок-радуг, становится абсолютно неважным, во что одет человек, сколько он тратит в месяц, и где собирается отдыхать. Больше того, все планки, все указатели и ярлыки 'добился успеха', 'взял от жизни все', 'сделал себя' разламываются в труху, нелепую и глупую труху. Вроде обыкновенные, и даже не очень ладные лица, но сколько в них оттенков, сколько намеков на то, что скрывается внутри, в душе. А там, в прозрачной глубине тропического моря не та масса, которой полнится обычный человек и которая прет из него в случае чего - смесь тягот, мелких и не очень обид, раздражения, боязни опоздать, не успеть, не соответствовать... нет, что-то иное, не от наших дней и не от наших мечтаний.