– Наши вашим хуями машут! – резко отчеканил Сирин и расплылся в самодовольной ухмылке. Несколько человек за соседними столами удивлённо обернулись, но он вспугнул их, ощерив зубы и обдав каждого ледяной пустотой неподвижных глаз. Затем повернулся к друзьям и уже спокойнее, но с присущей ему менторской интонацией, продолжил: – Как вот, по-вашему, выглядят иностранные заговорщики, а? Они маски носят? Или, может, значки в петлицах? Вы же взрослые мальчики, ей-богу, чего ерунду-то несёте? Любой заговорщик будет выглядеть неприметно! А ещё – эти двое ведь не просто где-то работают. Они в банке работают! Разве существует место, через которое можно влиять на жизни каждого смертного сильнее, чем через банк, а, Андрюша? Вспомни, что нам Терентьев говорил: «Всегда следи за своими деньгами! На гражданке тебя не силой, так бумажкой нагнут, которую ты сам же подписал». Как-то так он говорил.
Виктор закивал:
– Вот именно! Палыч прав был, как обычно! И…
Сирин перебил его:
– А банк мало того, что собирает кучу твоих данных, Андрюх, так ты ему еще и денег за это должен! Лучше места для контроля просто не придумаешь! И я тебе зуб даю, что вот эта парочка в курсе каких-то вещей, которые нам знать не положено!
– Господи… – тяжело выдохнул Андрей. – Так… Давайте притормозим, мужики. Пойду я отолью пока, а потом покурить сходим, подышим. Ладно, Миш?
– Угу… – буркнул он, поморщившись и переводя взгляд куда-то в настенное ничто.
Виктор несколько раз кивнул, когда Андрей встал из-за стола и удалился в дальний конец зала, где изгиб тяжеловесной чугунной лестницы приглашал вниз.
– Миш, ты не злись на него только, он какой-то психованный сегодня, сам видишь. Он эти разговоры про политику всегда, так сказать, не любил, но обычно хоть не бесился. Не знаю уж, может на работе чего или…
– А… да плевать! Пускай сидит в своём выдуманном пузыре, – он махнул рукой, будто отгоняя гнус, – Вить, послушай… Это очень важно.
Сирин подался вперёд и полушёпотом произнёс:
– Мы с тобой должны этих двоих поспрашивать! Я точно знаю, что они что-то знают!
При этих словах глаза Виктора округлились, а густые угловатые брови дрогнули, оступились и полого соскользнули к морщинному разлому лба.
– Ну… не знаю даже… Я думал, мы это не всерьёз. Мы ведь не всерьёз? – он рассеянно улыбнулся. – Совсем-то уж кого попало нельзя вот так…
Сирин молчал, но говорил испытующим взглядом. Ледяные цветы в его глазах пустили кровавые корни, которые будто дрожали под мокрой пеленой. Несколько секунд он смотрел так и шумно сопел, затем слегка поморщился, многозначительно вздохнул, перевёл взгляд на стол и быстро вернулся к глазам Виктора, после чего произнёс:
– Вить, я точно знаю. И ты знаешь. Или ты всё-таки не знаешь и сам не веришь в это, а только поддакиваешь мне?
Виктор замотал головой:
– Нет-нет, Мишань, я эту муть за версту чую, как и ты. Надо совсем слепым быть, чтобы не видеть, что всё против нас, ну, простых. Но вот эти двое… Не знаю, Миш, вот так вот дёргать абы кого… Мне ведь и до пенсии уж всего ничего осталось, полтора года, считай.
– Вот именно! На пенсии тебя уже корочки не прикроют. А сейчас чего тебе будет-то? Надо сейчас хватать, пока горячие, и пока есть чем прикрыться! Ты ведь последний из моих близких, кто на службе остался. Скажем так, при полномочиях. Без тебя ничего не получится! – он едва успел договорить, как снова закашлял – несколько раз, оглушительно, надрываясь и краснея. Стол под ним слегка зашатался, и небольшая часть пива выплеснулась на столешницу. Два других бокала были почти пусты.
Отдышавшись, Сирин продолжил:
– Ты пойми, я и сам не хочу этим руки марать. Я ведь мирный человек, ты знаешь. И мы с тобой постараемся всё мирно сделать, аккуратно. Посидим с ними, побеседуем. Может, припугнём малость, чтоб не мялись. Само собой, до расширенных методов дойдём только в крайнем случае, если будут упираться. Обещаю.
Виктор вздохнул, поправил очки и бросил взгляд через плечо, туда, где сидели двое. Затем принялся задумчиво поправлять ремешок часов и через несколько секунд наконец осторожно ответил:
– А вот если они и правда, ну, чисто гипотетически, как ты говоришь, что-то знают, мы с тобой не нарвёмся? Ведь если это такой огромный заговор, то мы на его фоне просто, так сказать, никто.
– А мы и так никто, Витюша! – Сирин покачал головой. – Мы и так никто! Но вдруг мы единственные, кто это видит? Тогда мы уже кто-то. Тогда на нашей стороне, может, и кто посильнее нас объявится. И тут важно помнить, что любой высокопоставленный человек рано или поздно рискует стать высокопосаженным, а то и высокоположенным, если как следует его прожарить! Подумай, как тогда может твоя унылая жизнь измениться. О Денисе своём подумай. О его будущем, которое они убивают. О том, как он тебя зауважает, когда узнает, что ты мировой заговор вскрыл и всех нас, получается, спас. Там уже не придётся тебе его уговаривать к тебе переехать – он сам будет тебя боготворить, вот увидишь!