Тем временем Журженко открыл вход в стене, обнажая черное отверстие, ведущее под землю.
— Куда вы меня ведете? Я буду кричать! — срывающимся голосом пискнул адвокат.
— К добрым людям веду.— Крепко схватив адвоката за руку, Щирба подтолкнул его к дыре.— К настоящим украинским патриотам! Вы доложите им об этом вражеском агенте и получите благодарность!
— Почему сюда? Я не хочу! — упираясь ногами в тачку, взмолился Гудим-Левкович.
— Закрой морду! Ну! — приказал Щирба и перевел ствол пистолета на Гудим-Левковича.— Если еще пискнешь, ляжешь здесь же трупом. Давай вперед! — И он толкнул адвоката в темное отверстие.
Шум карбидных ламп и примусов, темные силуэты раненых, лежащих под стенами на соломе, мрачные своды подземелья — вся эта непривычная обстановка, в которую попал Гудим-Левкович, окончательно парализовала его волю.
На прямой вопрос Садаклия: «Какова ваша кличка в зондердинсте?» — адвокат покорно ответил:
— «Щель».
Ни Садаклий, ни Журженко не рассчитывали на столь быстрое признание. Только страх мог заставить галиц-кого политика, привыкшего всю жизнь хитрить, изворачиваться, обманывать, «расколоться» столь быстро.
— Понятно, значит, вы играли роль той самой щели, сквозь которую немцы пытались шпионить за настоящими патриотами?—уточнил Садаклий, выкладывая содержимое бумажника адвоката.
— Так точно! — ответил Гудим-Левкович.
— У кого вы на связи? — спросил Садаклий, быстро пробегая какое-то письмо на немецком языке.
— У гауптштурмфюрера Энгеля.
— Где с ним встречаетесь? Адрес конспиративной квартиры?
— По средам в пять вечера. На Фюртенштрассе. восемьдесят пять, в квартире лейтенанта украинской полиции Филиппа Вавринюка. Он мне сдал ее до осени.
— Телефон там есть? — спросил Садаклий.
— Так точно! Два семнадцать пятьдесят четыре...
— Одно место встречи? — спросил Садаклий.
— Нет, зачем,— поправился адвокат.— Иногда я прихожу на Майенштрассе, десять.
— На квартиру к гауптштурмфюреру Кнорру? — сказал Садаклий, посмотрев в глаза Гудим-Левковичу. Тот съежился под этим взглядом:
— Да...
— Кнорр курирует теперь в зондердинсте вопросы церкви, не так ли? — спросил Садаклий.
— Да, он хорошо ориентируется в церковных делах! — согласился Гудим-Левкович.
— И вхож к митрополиту?
— Разумеется.
— Кнорр присутствует на встречах с Энгелем на Майенштрассе. десять? — спросил Садаклий.
— Как правило — всегда.
— Он давал вам задания освещать церковные дела?
— Непосредственно от Кнорра я получил два задания,— ответил Гудим-Левкович,
— Какие именно?
— Он просил меня составить список священняков-москвофилов, тех, кто. относится с симпатией к Советской России.
— А второе задание? — спросил Садаклий.
— Я получил его вчера,— сказал Гудим-Левкович.— Гауптштурмфюрер распорядился собрать информацию об отношении униатского духовенства Львова к казни Иванны Ставничей...
— Так... так...— постукивая пальцами по деревянному ящику с наклейками, задумчиво протянул Садаклий.— А с какого же года вы стали сотрудником польской охранки — дефензивы? — быстро спросил Садаклий.
— Нет... Нет... Честное слово, нет! — засуетился Гудим-Левкович.— С поляками я не сотрудничал. Христом-богом клянусь! — И он впопыхах перекрестился.— Чего нет, того нет. Мои патриотические убеждения украинского деятеля не позволяли...
— Но ваши патриотические убеждения «украинского деятеля» позволили вам стать тайным агентом немецкого СД,— вмешался Журженко.
— Погодите, Иван Тихонович! — остановил его Садаклий.— Надо еще кое-что выяснить.— Он аккуратно сложил письмо, запрятал его обратно в конверт с золотым тиснением и спросил: — Значит, вам знакома жизнь капитула, раз Кнорр давал вам подобные поручения.
— Видите ли, я пять лет был внештатным юрисконсультом митрополита,— разъяснил Гудим-Левкович.— Я вел спорные дела по его имению в Прилбичах, судился с лесопромышленниками в Карпатах. Там ведь большие лесные угодья капитула. Митрополит меня хорошо знает. И священников у меня знакомых очень много.
— Почему выбор митрополита пал именно на вас?
— Меня порекомендовал ему мой старый сослуживец по австрийской армии, управляющий имениями митрополита инженер Андрей Мельник.
— Так называемый «вождь» украинских националистов?— улыбнувшись, спросил Садаклий.
Адвокат, не уловив оттенка иронии в голосе своего следователя, поспешно сказал:
— Один из вождей! Один из вождей! Ведь сейчас на этот пост претендует Степан Бандера. После известного путча молодых...
— Ответьте мне прямо, пане меценас,— величая Гудима-Левковича по-местному, как принято в Галиции называть адвокатов, и отчеканивая каждое слово, спросил Садаклий,— отец Теодозий вызвал Иванну в Кравчицы по наущению митрополита?
— Я думаю... его эксцеленция посоветовал это сделать...
— И одновременно сообщил в гестапо, что письмо отправлено? — спросил Садаклий.
— Вот этого я не знаю... Ей-богу, не знаю... С митрополитом я давно не виделся. Вот крест святой! — Адвокат снова осенил себя крестным знамением и взглянул на своды подземелья, как бы побаиваясь, не подслушал ли его слова кто-либо из каноников.
— Где находится отец Теодозий? — спросил Садаклий.
— Его эксцеленция поступил с ним очень милостиво. Вместо того чтобы направить отца Теодозия за его кощунственные выкрики по адресу немецких властей в тюрьму, митрополит объявил его умалишенным. Отца Теодозия отвезли в психиатрическую лечебницу на Кульпарков. Он находится там под присмотром отца Николы Яросевича.
— Кто такой Яросевич?
— Священник в каплице святого Иосифа. Он и живет там, на территории лечебницы,— сказал Гудим-Левкович, видимо желая расположить к себе следователя.
— А что значит это приглашение? — взмахнув письмом, спросил Садаклий.— Откуда вы знаете штурмбан-фюрера Дитца?
— О. я его знаю еще по австро-венгерской армии! — охотно признался Гудим-Ловкович.— Он ведь из-под Львова. Мы вместе с ним служили в «украинской галицкой армии», вместе с ним Киев ходили брать в девятнадцатом, да большевики надавали нам по шее.
— И Ганса Коха знаете? — спросил Садаклий.
— Ну разумеется! Он разведкой в «украинской галицкой армии» ведал. Его даже на переговоры с Деникиным командование посылало! — сказал адвокат.
— Поэтому, прибыв с немецкими войсками во Львов. он поселился в палатах митрополита? Не так ли?
— Совершенно верно! Ведь капитан Ганс Кох является одновременно и профессором теологии. Они старые друзья с митрополитом.
— Куда же и по какому поводу приглашает вас штурмбанфюрер Дитц? — спросил Садаклий.
— Сегодня вечером, в ресторане «Пекелко». он празднует день своего рождения. Мы старые комбатанты...
— Но ведь ресторан «Пекелко» только для немцев — «нур фюр дейче»? — пошутил Журженко.