- Нет-нет, что ты.
- Он только спросил, не дам ли я ему машину на несколько дней.
- Каким он тебе показался?
- Как никогда твердым. Решительным, точно ему предстояло какое-то важное дело.
- И что же? Он взял ключи от машины и ушел?
- Да. Мы только быстро поцеловались в дверях.- Она поднесла руку к губам, словно оживляя в памяти поцелуй.- Я, видимо, была… я испугалась, когда он пришел в тот вечер.
- Испугалась?
- Да…
- Чего?
- Стефана?
- Да, он выглядел как-то странно.
- Ты полагаешь, он задумал что-то дурное?
- Стефан? Нет,- помолчав, сказала она.- Нет, об этом я даже подумать не могу. Если только…
Молчание.
- Что «если только»?
- Не знаю, как объяснить. Если человек дошел до определенного предела, разве можно предугадать его поступки? Как по-твоему? Он, кажется, совсем впал в отчаяние.
Хольмберг смотрел в стену.
Он уже не испытывал жгучей ненависти к человеку, который стрелял в Бенгта Турена.
Потому что был теперь уверен: стрелял Стефан Стрём.
2
Через сорок пять минут он сходил в буфет за кофе.
Спускаясь вниз с подносом в руках, он встретил Гудмундссона из дорожно-транспортного отдела.
Гудмундссону было пятьдесят пять лет, занимался он дорожными катастрофами.
- Привет,- сказал Хольмберг.
- Здорово, Мартин. Вот ты где. Хорошо, что я тебя встретил.
- А в чем дело?
Он смотрел на Гудмундссона: крупный здоровяк с бородкой и почти совершенно лысый. Набожный холостяк с красивым мягким голосом.
- Понимаешь, я зашел в отдел розыска и случайно увидел твое объявление насчет этого малого… Стрёма…
- Да?
- Так вот, это же тот самый Стрём, который лежит в больнице.
- Что?!
Хольмберг едва не выронил поднос.
- Помнишь, в тот вечер, когда стреляли в Бенгта, на шоссе произошла ужасная катастрофа. В прошлый вторник.
- Помню.
- Один из пострадавших - Стефан Стрём.