— Нет, не видел.
— Маккей никогда не высказывал тебе обеспокоенность, опасение, что кто-то может за ним охотиться?
— Нет.
— Он когда-нибудь задерживался с выплатой выигрышей?
— Никогда. Тут Томми всегда был точен.
Он кивнул, задумался на секунду, а потом спросил:
— Ты знаешь еще кого-нибудь из жильцов этого дома?
— Дома, где жил Томми? Нет.
— Тебе о чем-нибудь говорит имя Соломон Наполи?
До вчерашней ночи я мог без колебаний ответить на этот вопрос. Теперь, стараясь представить, как бы я сделал это, а затем изобразить полную искренность, я приподнял бровь, почесал голову, уставился в окно и наконец сказал:
— Соломон Наполи? Нет, не думаю.
— Ты не уверен.
— Разве? Нет, я действительно не знаю этого имени, просто я постарался вспомнить, чтобы ответить наверняка. А кто это?
— Кое-кто, кем мы интересуемся,— сказал он, ясно давая понять, что уж мне-то интересоваться им не следует.
— Он живет в том же доме, что и Томми?
Он нахмурился и как будто смутился.
— Конечно нет. А что?
— Ну, вы спросили, знаю ли я кого-нибудь в этом доме, и тут же спросили…
— А,— перебил он,— понимаю. Нет, это два разных вопроса.
— А…— сказал я.
— Ты когда-нибудь слышал о Фрэнке Тарбоке? — спросил он.— Он не живет в доме Томми.
— О Фрэнке Тарбоке? Нет.
— Теперь ты не хочешь сначала подумать?
— Ну…— пробормотал я.— Это… Я просто сразу понял, что он…
— О'кей, Честер. А Багса Бендера ты не знаешь?
— Это его так зовут? Нет, если бы я когда-либо слышал такое имя, я бы запомнил.
— А Уолтера Дробла?
Я уже собирался снова сказать «нет», но вдруг это имя вызвало в моей памяти что-то вроде отдаленного отзвука.
— Уолтер Дробл,— повторил я.— Я не мог о нем читать в газетах или слышать где-нибудь?
— Ты только случайно о нем слышал?
— Да, пожалуй. Как будто я встречал это имя где-то, но очень давно.
— Хорошо.— Казалось, целую минуту он все это обдумывал, а затем спросил: — Насколько хорошо ты знаешь миссис Маккей?
И он туда же!
— Не очень хорошо,— ответил я.— Я имел дело только с Томми.
— Может быть, ты слышал какие-нибудь сплетни о ней? Например, что она путается с другим мужчиной?
Я покачал головой.
— Ничего такого.
— А с тобой она никогда не заигрывала?
— Миссис Маккей? Вы ее видели? Ну да, конечно, видели, в тот день.
— В тот день она выглядела не лучшим образом,— согласился он.— Так ты думаешь, что она не настолько хороша собой, чтобы флиртовать?
— Ну, она не то чтобы плоха, не знаю… Я толком и не видел ее и вообще не знаю, как бы она выглядела, если бы оделась как-нибудь по-другому…
— Ну что же…— Он встал.— Пожалуй, это все. Спасибо за содействие.
— Не стоит благодарности,— сказал я.
— Ты не собираешься в ближайшие дни уезжать из города?
— Нет, конечно.
— Тебя известят о дознании.
— Я буду здесь.
Я проводил его до двери. Он застегнул пальто и надел шляпу, я открыл дверь, и он вышел в снежную круговерть. Снег валил по-прежнему густо, к тому же то и дело налетали легкие порывы ветра, так что, когда я выглянул на улицу, мне показалось, что я смотрю на затертую, исцарапанную фотографию.
Дождавшись, пока детектив сойдет с крыльца, я захлопнул дверь и вернулся в гостиную, но телевизор включать не стал. Я просто сидел и размышлял, и мне пришло в голову, что если есть кто-либо в этом мире, на чьем месте я ни за что не хотел бы оказаться, так это, скорее всего, Соломон Наполи. Легавые, по всей видимости, думают, что он имеет какое-то отношение к смерти Томми, и так же считает неведомый босс Томми. Таким образом, Наполи, похоже, оказался между двух огней.
Кто этот Наполи? Может быть, босс какой-то другой банды, и все это связано с противоборством двух группировок? Вражда между группировками все еще существует, только не получает уже такого резонанса, как раньше. В наши дни гангстеры просто исчезают, их больше не взрывают в парикмахерских и не расстреливают автоматными очередями перед каким-нибудь детским садиком. Но все же время от времени кое-что попадает в газеты, обычно в тех случаях, когда что-то не срабатывает. Например, история с тем парнем, года два назад, на которого напали в баре в Бруклине, а двое легавых совершенно случайно туда зашли и увидели, как его душат с помощью проволочной вешалки для одежды. Было известно, что он входил в одну из местных гангстерских шаек, и легавые потом выяснили, что убийцы были связаны с другой шайкой. Нападавшим удалось удрать, а парень, отдышавшись, разумеется, утверждал, что не знает ни кто они, ни почему они на него напали.
Но Томми-то ведь не исчез. Информация об убийстве попала в газеты и все такое прочее. Правда, в сегодняшней газете о нем ничего не было, но только потому, что ничего нового и не произошло.
Что ж, это не моя проблема. Моя проблема заключалась в том, чтобы получить деньги, а потеря целого рабочего дня делала эту проблему еще более острой.
Конечно, если вдруг номер двести четырнадцать сегодня выпадет, то мои двадцать пять центов принесут мне сто пятьдесят долларов, но я не могу спокойно сидеть и ждать, пока это случится. За все годы, что я играю в эти номера, я еще ни разу не выигрывал. Иногда я сам удивляюсь, зачем трачу на них время. Я считаю это скорее добровольным взносом, чем ставкой. Раз или два в неделю я отдаю четвертак в магазин. Но, черт возьми, выигрыш — из расчета шестьсот к одному, а шансы — один к тысяче, так что одолжений никто никому не делает. По четвертаку за раз — риск невелик.
Словом, весь вопрос в том, как получить девятьсот тридцать долларов, и я узнаю это, когда смогу навестить миссис Луизу Маккей.
Если она знает.
Знает ли она? Рассказывал ли Томми жене о своих делах достаточно для того, чтобы она могла объяснить, к кому мне теперь обратиться? Некоторые мужья рассказывают, некоторые — нет, и, вспоминая Томми, я подумал, что он, пожалуй, скорее относится к тому типу мужей, которые предпочитают лишний раз не открывать рта.
Но мне же нужно получить эти деньги. Если миссис Маккей не может сказать, как мне их получить, то кто сможет?
Я вспомнил те, другие имена, которые упомянул детектив Голдерман: Фрэнк Тарбок, Багс Бендер и Уолтер Дробл. Может, кто-то из этих парней работает на тот же синдикат, что и Томми, и у них я смогу узнать, к кому теперь обратиться.
Но я бы предпочел спросить у жены Томми. Мне казалось, что это сделать легче, возможно, это безопаснее, и вообще лучше.
И только для того, чтобы подстраховаться на всякий случай, я прошел в столовую, взял у отца листок бумаги и записал на нем эти три имени. Теперь я их не забуду. Фрэнк Тарбок, Багс Бендер, Уолтер Дробл.
8
К трем часам я уже не мог выносить бездействия. Около часа дня снег наконец перестал идти, но снегоочистители еще какое-то время продолжали шуровать по улице, а по радио сказали, что снегу выпало восемь дюймов и что больше не будет. Мир за окном был белым, сереющим по краям, и во всем чувствовалась какая-то приглушенность, как будто я ходил, заложив уши ватой.
На обед я приготовил себе кэмпбелловский гороховый суп, так как отец в столовой все еще делил и умножал, а после обеда я немного поиграл сам с собой в солитер, ставя на карту гипотетический доллар против гипотетического дома, но с отвращением бросил это дело, проиграв гипотетически семьдесят шесть долларов. Мне ни разу карты не пришли.
Итак, в три часа я решил все-таки сходить к миссис Маккей. Надев пальто и шапку, я сказал отцу:
— К ужину буду дома. Если нет, позвоню.
— Сколько будет одна тринадцатая от семидесяти одного? — спросил он. Его лицо уже было разрисовано синими закорючками, взгляд расплывался.
— Пока,— сказал я и вышел.
Разумеется, тротуары еще не были расчищены, и поэтому я пошел по убранной от снега мостовой Джамайка-авеню, по пути зашел в магазин, уплатил свой взнос — четвертак, купил «Телеграф» и затем направился к метро. Внизу, на станции, было сыро и холодно, как, впрочем, бывает каждый год с ноября по апрель. Я стоял один на платформе, притопывая ногами, и читал газету, пока не приехал поезд.