"Снова, Хайди?" спросила она, ее губы сжались так крепко, что слова, проходящие через них, звучали как шипение змеи.
Хайди кивнула, глядя на пол. Все стояли в утренней позе с оружием в руках в честь Гитлера, ожидая, когда их уволят на завтрак.
"Ну, Хайди. Ну, хорошо." Не заканчивая утренний осмотр, Фройляйн Крюгер вышла из комнаты, щелкнув языком и рассеянно махнув рукой за ней, чтобы освободить нас от нашего салюта.
На следующий день ни Хайди, ни Эльза не явились на уроки.
«Хайди нуждается в дополнительном обучении, - объявил Фройляйн Крюгер, прерывая наш последний урок в тот день. «Она будет посещать специальный лагерь для этого обучения».
Франциска посмотрела на меня с выражением «Я сказал тебе», так что на ее лице. я была переполнена такой сильной ревностью, что я чувствовала, как волосы на моих руках поднимаются. Возможно, Хайди уже отправили домой, и она уже была со своей мамой и папой.
«Я знала, что что-то должно быть сделано», - пробормотала Франциска рядом со мной. На ее лице все еще было превосходное выражение. «Я уверена, что это хороший лагерь».
Когда мы вернулись в наши койки после уроков, кроватка Хайди исчезла. Эльза сидела на собственной койке, которая была рядом с сестрой, с носовым платком, намотанным между пальцев. Ее глаза были красными и опухшими.
"О, Эльза. Не волнуйся." Герде подошел к ней и обнял ее за плечо. «Она вернется, когда узнает, что ей нужно».
«Нет.» Эльза сказала категорически. Она не будет. Мой живот дернулся от окончательности этих слов. Внезапно я почувствовала вину за мою ревность.
В течение следующих двух дней Эльза отказывалась вставать с постели или участвовать в чем-либо. Сначала Фройляйн Крюгер была доброй и понимающей, когда она пыталась уговорить Эльзу вернуться к нашей повседневной жизни. Но на третий день она теряла терпение, а на четвертый она прибегала к избиениям. Все мы стояли в нашем утреннем приветствии, слушая гимн Германии на невидимом фонографе, когда Фройляйн Крюгер ударил Эльзу кожаным поясом. Звуки пояса смешались с жестяными аккордами музыки, но Эльза не произнесла ни звука. Она просто лежала в постели, получая удар за ударом.
На следующий день Эльза тоже ушла. Нам сказали, что ее отправили в то же место, куда Хайди отправилась на «дополнительное обучение». С яркой улыбкой Фройляйн Крюгер заверил нас, что обе девушки вернутся, как только будут готовы. Но почему-то глубоко в моем сердце я знала, что это неправда.
Поздно, задолго до того, как выключили свет, мы обсуждали это с наших кроваток.
"Может быть, их отправили домой?" - прошептал Герде с надеждой.
Был ворчание от Франциски. «Фройляйн Крюгер сказал, что их отправили в лагерь для дополнительной подготовки».
Несколько шумов согласия пришли через всю комнату.
«Что, если их застрелили? я видел, как это случилось. Однажды в Польше», - прошептала Зигрид со своей кровати.
«О, Зигрид, не думай о таких мыслях. я точно не знает, что случилось, но я уверена, что они в безопасности». Это пришло от Герде.
«Я тоже видела, как кто-то выстрелил. Прямо под открытым небом. Еврей». Ильза заговорила со своей кровати. «Они стреляют в людей».
«Евреи заслуживают того, чтобы их застрелили», - прервала Франциска.
Я вздрогнула и услышала, как Лизель задыхается рядом со мной. Это было такое холодное утверждение. Фройляйн Крюгер был бы горд.
«Просто иди спать. Не говори о таких вещах. Все просто ложатся спать», - прошептала Герда.
После этого я долго лежала без сна. Фройлейн Крюгер сказал, что Хайди и Эльза отправились в лагерь. Она заверила нас, что все в порядке. Но она также сказала, что союзники напали на мой город, и я знала, что это неправда.
Я попыталась выкинуть сестер из головы и наконец погрузилась в беспокойный сон.
5
Зима – Весна 1943 года: Пушкау, Польша
К январю мы были в центре семь месяцев. Воздух снаружи был холодным, и короткие юбки нашей формы были заменены длинными, зудящими шерстяными. У каждого из нас было зимнее пальто с подкладкой, в комплекте с нацистским орлом, пришитым к воротнику, и пара теплых зимних ботинок.
Рутина расположилась по центру, как толстое одеяло, покрывая все в унылых, безжизненных оттенках серого. День за днем было то же самое. Даже еда, которая когда-то казалась такой чудесной, теперь была на мой взгляд простой и тоскливой.
Каждое утро начиналось с государственного гимна Германии и нашего приветствия Гитлеру, затем по художественной гимнастике и урокам немецкого языка. Днем было больше приветствий, уроков истории и математики, а также ужина. Затем, наконец, пришло время ложиться спать, когда у мне было немного времени подумать о моей семье, пока я не уснула, и та же самая рутина начнется снова через несколько коротких часов.