Я забыла, как обнадеживает солнечный свет. Когда мы шли через кухню, она потекла через два разбитых окна и коснулась моего лица, словно говоря «Доброе утро». На мгновение я посмотрела сквозь потрескавшиеся стекла на задний двор. Все снаружи выглядело одинаково. Несколько пятен снега лежали на земле, и деревья гордо поднялись из леса на краю двора. Большой садовый сарай все еще был там, а дом слуг стоял, как и всегда, почти как будто издеваясь над войной, оставаясь прежним.
Внутри дома, однако, был беспорядок. Эльсбет и я прошли через кухню в главный вестибюль, где красивые рваные шторы Муттер висели в рваных клочьях. В других местах на полу валялись осколки разбитого фарфора. Картины были сорваны со стен, а рамы были разбиты на несколько частей. Фотографии Гитлера были пронизаны пулевыми отверстиями. Темные деревянные перила, которые проходили по винтовой лестнице на второй этаж, были разбиты и зазубрины.
Мы услышали, что огромной последней аварией была старинная хрустальная люстра в официальной столовой. Он лежал на полу, тысячи крошечных осколков стекла окружали его так, будто каждый из них пытался сбежать из центра взрыва. В библиотеке кухонный нож торчал из маленькой фотографии Гитлера прямо между его глаз. Десятки книг были сняты с полок, их страницы вырваны и уничтожены. Их останки валялись на полу, похожие на грязные снежные комки.
Дверь в кабинет герра Вернера стояла под странным углом. Эльсбет мягко подтолкнула его, и он упал в ее руках. Она прислонила его к стене, и мы вошли внутрь, чтобы найти комнату, пустую почти от всего, кроме мебели.
«Все прошло», - сказала Эльсбет с испуганным выражением лица. «Все», - повторила она с недоверием, подходя к пустому оружейному чемоданчику в углу и открывая его незапертую дверь. Ее глаза блестели от слез.
«Эльсбет», - сказала я, касаясь ее руки.
Она вытерла глаза рукавом пальто. Затем, выпрямившись, она посмотрела на меня и сказала: «Мы должны спрятать пистолет в лесу, Ева».
«О, Эльсбет, это слишком опасно», - спорила я, думая о звуках самолетов и орудий, исходящих снаружи.
«Мы пойдем сегодня днем, когда Муттер вздремнет». Эльсбет была настроена. «Это будет быстро, Ева. Мы просто возьмем пистолет и вернемся. Мы не можем остаться без защиты». Затем она тихо добавила: «Пожалуйста?»
«Хорошо, - сказала я, и она взяла мою руку и сжала ее.
Однажды во второй половине дня Муттер спал, мы надели пальто. Эльсбет поднялась по лестнице, но я сдержалась, понимая, что мы пойдем к месту возле лагеря. Инстинктивно я нащупала бабушкин звездный булавку. Как всегда, она была прикреплена к моей юбке.
«Давай, Ева», - сказала Эльсбет, останавливаясь, чтобы оглянуться. "Торопиться."
Я повернулась и последовала за ней наверх и вышла на задний двор.
Еще раз, мои глаза на мгновение закрылись от яркости солнца. Воздух содержал и укус зимы, и обещание весны, и было приятно снова оказаться снаружи. я остановилась и глубоко вздохнула, позволяя свежему воздуху заполнить мои легкие. Когда мои глаза привыкли, я открыла их еще больше и огляделась, чувствуя странную свободу в пространстве, намного превышающем границы нашего маленького укрытия.
Я глубоко вздохнула и заметила, что запах все еще присутствует. Снова я подумала о лагере и женщинах там.
Эльсбет уверенно двинулась вперед, казалось, не осознавая ни снега, ни свободы, ни запаха. Она была сосредоточена только на том, чтобы найти очистку и вернуть пистолет.
Сначала я даже не узнала прояснение. Только одно дерево все еще стояло, его красный яблочко смотрел на нас из ствола. Два других дерева лежали большими зазубренными частями, жертвами сильного снегопада или артиллерийского огня. Было почти невозможно определить, где находится валун с пистолетом, спрятанным под ним.
Как ни странно, Эльсбет начала поиск, беспорядочно перемещаясь из одного места в другое. «Это было где-то здесь. Возможно, здесь», - сказала она, пытаясь проникнуть под клубок упавших стволов и веток. "Ева, помоги мне!" она умоляла.
Когда я стояла, оглядывая поляну, я поняла, что поиск был безнадежным. «Эльсбет, - мягко сказала я, - пистолет где-то под ветками, и он слишком тяжел, чтобы его поднять. Мы не можем добраться до него».
«Нет!» сказала она, бросая все свое тело на упавшую ветку.
"Эльсбет", повторила я.
Она опустилась на колени, ее толстые шерстяные чулки быстро стали влажными от мягкой оттаивающей земли. Слезы навернулись у нее на глазах. «Ты права», тихо сказала она, дрожа.
"Эльсбет. Холодно. Ты мокрый. Ты дрожишь. Начни идти назад, и я посмотрю немного дольше". я внезапно захотела, чтобы Эльсбет ушла. Теперь, когда мы были так близко к лагерю, я очень хотела поехать туда, и я знала, что Эльсбет никогда не допустит этого, если будет со мной.