6. "Как ты, когда ты крылья расправишь"
- Не двигаться! Не вставать! Только пошевелись...!
Асаф слышал, но был вынужден пошевелиться. Боялся, что если будет лежать, его мозги вытекут через ухо. Всё это прибавилось к боли от побоев, полученных утром, которая пульсировала у него в голове и которая сейчас проснулась с новой силой от последнего удара, прыгала по всему черепу, радостно предвещая новую боль.
- Кто ты? – закричала Тамар. – Что тебе нужно?
Асаф смотрел на неё, пытаясь соединить в единое целое представшую перед ним картину, но безволосая голова, которую он видел, отказывалась объединяться с голосом, который он слышал. В заполнявшем его голову тумане промелькнула мысль: "Это девочка, не мальчик. Кто она?"
И вдруг ещё одна боль пронзила его: это она. Но где её волосы? Где чёрная грива?
За крутым откосом раздался лай. Тамар – возможно, потому, что была так сосредоточена на Асафе – не слышала. Он хотел сказать ей, что это Динка, но прежде должен был сесть, чтобы притупить очаг боли внутри. Он приподнялся, и Тамар прыгнула и встала прямо над ним, замахиваясь большой доской. Когда он смотрел вверх, у него даже глазницы болели. Из доски торчал ряд ржавых гвоздей, и Асаф надеялся, что они его не поранили. Он потрогал голову над ухом и не почувствовал крови. Только ещё одна большая и горячая шишка для коллекции. Худой парень сидел на земле с закрытыми глазами недалеко от него, прислонясь к скале.
- Зачем ты сюда пришёл? – её голос был сдавленным и пронзительным от напряжения и страха. – Что тебе нужно? – Асаф начал понимать: она думает, что он один из тех, кто её преследует. Нужно ей объяснить. Он с трудом попробовал подняться.
- Только попробуй встать!
Он не знал, что делать. Она металась перед ним, приближаясь и отдаляясь, и казалась дикой, испуганной и опасной. Он посмотрел на неё и подумал, что даже так, с остриженными волосами и гримасой гнева, с доской в руке и в грязном комбинезоне, даже так она намного красивее, чем он думал, или, по крайней мере, чем она писала о себе в дневнике. Он просто сидел и смотрел на неё, пытаясь совместить её вид со всем, что он о ней знал, со всем что воображал, на что надеялся в глубине души, и всё равно она была другая. Её глаза, например, Теодора что-то о них говорила, о её обнажённом и вызывающем взгляде, но ни словом не обмолвилась об их единственном в своём роде цвете, сине-сером (один раз он сфотографировал похожий цвет, осенний туман в небе над горой Скопус в час рассвета), и как далеко они отстоят друг от друга, её глаза, как будто между ними много места и тишины; простор.
Ему так много нужно было ей сказать, а он не раскрывал рта. Не потому, что боялся её, просто потому, что он всегда так с девочками. Почти с каждой. А когда он был с девочкой, которая его по-настоящему волновала, он чувствовал, как смиренно и покорно начинает опускаться по ступеням эволюционной лестницы.
Он сидел, обхватив руками колени, и ждал. Худой парень, закрыв глаза, раскачивался вперёд и назад, они оба казались её пленниками, и, чем дольше длилось молчание, тем больше Асаф злился на себя: после всего этого изнурительного пути, который он к ней проделал, он надеялся, что с ней он будет другим; даже с Леей он чувствовал, что начинает меняться, а что вышло? Что он по-прежнему тот несчастный, который боится рот раскрыть.
Вдруг парень, не открывая глаз, сказал:
- Это не Динка?
- Динка? – вздрогнула Тамар. Посмотрела по направлению лая.
Асаф сказал:
- Я тебе её привёл.
- Ты её привёл? Но как... откуда?..
- Не важно. Я должен был её тебе привести и привёл. – Он сунул руку в карман рубашки и нащупал там эту бумагу, эту форму 76, на которой уже почти ничего невозможно было прочитать. – Не важно, - пробормотал он, скомкал её в маленький бумажный комок и затолкал в карман. Сто пятьдесят шекелей плюс, сто пятьдесят шекелей минус. На телескопический объектив он в этом году уже не соберёт.
Тамар быстро шагнула назад, не сводя с Асафа глаз, и вскарабкалась по склону. Когда она крикнула: "Динка!", - собака просто оторвала ремень от куста и кинулась ей навстречу. Облако пыли поднялось над местом их встречи. Изумлённые крики, скулёж и лай. Асаф смотрел и, невзирая на боль, не мог не улыбаться.
Он с трудом поднялся и стоял, приходя в себя. Он знал, что сейчас он просто уйдёт оттуда, вернётся к себе и всю жизнь будет ненавидеть себя за капитулянтство и трусость, но ничего не мог изменить. Если бы на его месте был Рои, он бы уже давно говорил, очаровывая её авантюрными фантазиями, а, главное, смешил бы её. Только смешил? Заставлял бы её кататься, падать от смеха.
Стоило ему пошевелиться, как она тут же подняла перед собой доску. Асаф сделал два шага вперёд. Пожал плечами, показывая ей, что руки его пусты, пусть только даст ему пройти, и он пойдёт домой. Его миссия здесь завершилась, а завтра – новый рабочий день в муниципалитете. Тамар смотрела на него с удивлением: весь его внутренний спор был написан у него на лице, которое сейчас казалось ей измученным и очень печальным. Она не понимала, кто он, и на мгновение её покинула уверенность, что он для неё действительно опасен, но она всё ещё боялась, и, когда он сделал ещё один шаг в её сторону, с жаром процедила:
- Динка! Фас!
Асаф изумлённо смотрел на неё (он, конечно, не мог знать, что девять лет назад папа Тамар согласился купить ей собаку только при условии, что она пройдёт специальную дрессировку, чтобы могла защитить Тамар в нужную минуту. Теперь, девять лет спустя, Тамар вдруг вспомнила об этой странной истории). Динка подняла уши и не сдвинулась с места.
- Фас, Динка, фас! – испуганно кричала Тамар, невольно копируя южно-африканский акцент дрессировщика. Динка сделала несколько шагов, подошла к Асафу, потёрлась головой о его колено и уткнулась носом ему в ладонь. Тамар была потрясена. Она никогда не видела, чтобы Динка так вела себя с кем-то, кроме неё. Асаф сказал:
- Кто-то нашёл её, бродящей по городу, привёл в муниципалитет, а я там работаю на каникулах...
- В муниципалитете?
- Да, мой папа знает там... не важно. Ну, я и ходил с ней, искал тебя.
Тамар смотрела на Динку, будто ища у неё подтверждения его словам. Динка посмотрела направо, посмотрела налево, облизнулась. Потом поднялась на задние лапы, а передние положила Асафу на грудь.
Тамар уронила доску на землю.
- Я вижу, тебя ещё и били по дороге, - сказала она. Он провёл рукой по выставке своих ранений.
- Обычно я выгляжу по-другому, - смущённо сказал он.
- Обычно я так не дерусь.
Асаф промолчал. Перенёс свой вес с одной ноги на другую. Почесал ботинком щиколотку.
- А, тебе просили передать приветы, - вспомнил он вдруг. – От Теодоры и от продавца пиццы. И от Мацлияха. И от Леи. И от Нои, да, и от Хонигмана, который был у неё, - с каждым именем её глаза становились всё больше, - и от кое-кого из Лифты, от Сергея, и от одного полицейского, который чуть тебя не поймал. И от одной девушки, которая играет на виолончели на бульваре, в красной шляпке.
Тамар шагнула к нему. Он подумал, что у неё глаза, как у умудрённой и грустной волчицы:
- Ты видел их всех?
Он в замешательстве почесал Динку:
- Она привела меня к ним.
В стороне на камне раскачивался и бормотал Шай. Они его не видели. Мир сузился до пары глаз напротив. Тамар подошла к Асафу, сосредоточенно, самозабвенно смотрела на него, будто черпая что-то из его глаз, из лица, из большого, рослого тела. Асаф не шевелился. Обычно такой взгляд причинял ему страдания. Заставлял его извиваться и кипеть. Теперь же он чувствовал только лёгкую слабость в ногах.