В досье Тимоти Хьюстона, присланном Чарли Доукинсом, Фальконе особо отметил один момент: частые визиты Хьюстона на крытый ипподром в Джерико, на Лонг-Айленде. У всех были маленькие слабости, вот и Хьюстон жить не мог без скачек.
Фальконе поехал на ипподром сам, на этот раз решив отказаться от услуг Ингрид. Нацепив фальшивую бороду и надев очки, чтобы его не признали, встав в десяти футах от Хьюстона, он заметил, что того нисколько не волновали ни шум, ни табачный дым, ни крики зрителей. Взгляд Хьюстона не отрывался от экрана одного из мониторов. Сопровождая Хьюстона в его регулярных прогулках к кассе, Фальконе вел учет выигрышам и убыткам экс-копа: вставал в очередь к окошечку через одного человека. Так он не попадался на глаза Хьюстону и при этом слышал, какие тот делал ставки и на какие суммы. После пятого заезда Фальконе все стало ясно: Хьюстон не только по-крупному играл, но и постоянно проигрывал. И уж конечно, при такой любви к азартным играм он не мог прокормить семью на положенную копу пенсию. За три заезда он проиграл ровно столько, сколько детектив получал за неделю работы. Следовательно, Хьюстона кто-то субсидировал.
Когда звякнул колокол и лошади шестого заезда понеслись по кругу, Фальконе подошел к Тимоти.
— Дорогое это удовольствие — играть на скачках.
Хьюстон резко обернулся. Тут же узнал Фальконе, несмотря на бороду и очки. Программка выпала у него из руки.
— Первый заезд — минус две сотни. Впечатляюще. Третий — еще полторы. — Брови Фальконе взлетели вверх. — Похоже, вы оставляете на бегах целое состояние. Как вам это удается на одну пенсию? Или в округе Нассау копам платят куда больше, чем в Бруквилле?
Застигнутого врасплох Хьюстона терзал страх и распирало от злости.
— Почему вы преследуете меня? Я же все вам сказал. Это было давно, я уже ничего…
— А я вот думаю, кое-что вы все-таки вспомните. Из того, что не попало в рапорт. — Фальконе отлепил бороду, снял очки, бросил и то и другое в урну. — К примеру, что-нибудь о мотиве преступления. Или о том, почему Димитрий не смог разобраться с Кальветти без оружия, если учесть, что тот, судя по содержанию алкоголя в крови, крепко перепил и не мог оказать сопротивления здоровому парню.
Хьюстон разом сжался, затравленно посмотрел на детектива.
«Сегодня у него не самый удачный день, — подумал Фальконе. — За час потерять три с половиной сотни, да я еще свалился как снег на голову».
— На кого вы работаете? — спросил Хьюстон.
— Я работаю на полицейский участок. Это все, что вам надо знать. Разумеется, если вы добровольно не поделитесь нужной мне информацией, я всегда могу обратиться в газету. Один мой добрый приятель — криминальный репортер в «Пост». Не сомневаюсь, эта история весьма его заинтересует. Особенно персоны, которые в ней задействованы.
Страх победил. Фальконе все понял по выражению лица Хьюстона.
— Подождите… привлекать газеты вовсе не обязательно. Я хочу сказать… я… Может, мы отойдем?
Ни один мускул не дрогнул на лице Фальконе, но в душе все ликовало. «Я знал, что он сломается».
За стенами ипподрома царила зима: мороз щипал щеки, открытая автостоянка насквозь продувалась ледяным ветром.
— Посидим в моем автомобиле? — предложил Фальконе, поднимая воротник. — Там теплее.
Хьюстон не двинулся с места.
— Не уверен, что это безопасное место. Может, вы поставили «жучок».
Фальконе, не сбавляя шага, обернулся:
— Можете не волноваться: это не мой стиль.
Он открыл дверцу белой «шевроле-импалы» выпуска 1978 года, сел за руль. Несколько секунд спустя на пассажирское сиденье плюхнулся Хьюстон.
Казалось, нужные сведения ему придется выдавливать из Тимоти каплю за каплей, но едва экс-коп открыл рот, он у него уже не закрывался.
— В ту ночь была моя смена. По рации нам сообщили о стрельбе в поместье «Лорел». Мы с Винсом тут же поехали туда. Прибыв на место происшествия, увидели Тома Кальветти. Он лежал на спине. Пуля вошла под левое плечо, пробила сердце.
Фальконе включил двигатель и печку.
— Кто был на сеновале?
Вентилятор погнал холодный воздух, и Хьюстона теперь била крупная дрожь.
— Трое мужчин и девушка, Роз Кальветти. Теперь она Роз Миллер.
— Где вы нашли Димитрия Константиноса?
Тимоти почему-то уставился в лобовое стекло.
— Он стоял в нескольких футах от тела.
Холодный воздух сменился теплым. Фальконе заметил, что на лбу Хьюстона выступил пот, но мог поклясться, что причиной тому отнюдь была не жара.
Крупное лицо Хьюстона побагровело, и Фальконе приоткрыл окно. Внезапно дыхание экс-копа участилось, он начал жадно хватать ртом воздух. «Господи, да его сейчас кондрашка хватит, — озабоченно подумал Фальконе. — Надо поскорее все из него вытянуть».
— Выкладывайте все, Хьюстон! — Он наклонился к экс-копу, который тут же испуганно отпрянул.
— Напарник надел на подозреваемого в убийстве наручники, а я уже собирался задать вопросы девушке, как вдруг с нами связались по рации. Дежурный лейтенант Уэллс приказал мне не упоминать о девушке, считать, что я ее не видел.
— И вы фальсифицировали рапорт?
Тимоти посмотрел на него, словно затравленный зверь. Фальконе едва не сжалился над ним.
— Послушайте, я был совсем молодым. Собирался жениться. Вы же знаете, какие у нас порядки. Я не фальсифицировал рапорт. Просто написал не то, что видел.
Фальконе кивнул.
— Что произошло потом?
— Мы отвезли подозреваемого в участок, а там нас уже ждал подготовленный рапорт. Оставалось лишь расписаться.
— Но вы знали, что это подлог?
— Говорю же вам, я был молодой.
— И у вас не возникло никаких вопросов?
На этот раз Фальконе уловил в голосе Хьюстона хоть какой-то намек на угрызения совести.
— Я думал об этом всю ночь. Не мог спать. Ясно было, что Константинос несет чушь: концы с концами не сходились. Константинос заявлял, что выстрелил Кальветти в спину, когда тот потянулся за ружьем, висевшим на стене. Однако у меня не было ни малейших сомнений, что стреляли Кальветти в грудь, практически в упор. На следующий день я собрался доложить обо всем начальству. В назначенный час прибыл в полицейский участок, и меня сразу же отправили в конференц-зал, где я нашел Джеймса Миллера и лейтенанта Уэллса.
После короткой заминки Фальконе спросил главное.
— Кто же, по-вашему, убил Кальветти?
Хьюстон пожал плечами.
— Я, конечно, могу ошибаться, но думаю, что Роз Миллер.
У Фальконе подвело живот. Вот и еще один пласт этой запутанной истории… Ну, а о наличии других пластов Хьюстон даже не подозревает.
— Вы кому-нибудь об этом говорили? К примеру, Джеймсу Миллеру?
— Нет. Я держал рот на замке, как и было приказано. Мне объяснили роль, которую предстояло сыграть, и вручили пятьдесят «штук». — Хьюстон повернулся к Фальконе. — Вы понимаете, какие это тогда были деньги? Тем более для такого сопляка.
— Больше выплат не было?
— Тогда — нет. Но потом они возобновились. Две тысячи в неделю. Получая конверт, я не понимал, за что мне платят, но и вопросов задавать не стал.
— Когда начались выплаты?
— Две недели тому назад, — без запинки сообщил Хьюстон.
От телефонного звонка Роз аж подпрыгнула. Схватила трубку.
— Роз, это Джон Фальконе. Надеюсь, не помешал.
— Разумеется, нет. Наоборот, так приятно услышать дружеский голос.
Тону Фальконе, однако, явно недоставало дружелюбия. По всей видимости, что-то случилось.
— Роз, мне надо с тобой поговорить. Не по телефону.
Прежде чем ответить, та глубоко вздохнула.
— Откровенно говоря, Джон, в связи со всеми этими сплетнями, циркулирующими по Нью-Йорку, вернуться прямо сейчас я не могу. Если не возражаешь, я закажу тебе билет.
— На ближайший рейс.
Глава 38
Роз проснулась, когда солнце только-только осветило горизонт. Любители серфинга уже мчались по волнам. На маленькой кухоньке Роз сварила себе кофе и пока, сидя на террасе, пила его маленькими глотками, солнце уже вынырнуло из океана. Из комнаты послышался шорох: это заворочались Алексис и Майра.