— Я все равно должен попытаться, ради тебя самой.
Она отвернулась, на лице скептическая усмешка, скорее даже еле заметное движение губ.
— Как быстро люди готовы делать что-то ради меня, а не ради самих себя.
— У живущих одной семьей все общее. Это невозможно разделить на твое и мое вот так просто.
— Тогда перестань твердить, что это делается ради меня. Если ты хочешь сказать, что во имя спасения нашего брака, так и скажи. Хотя прозвучит куда менее благородно, верно?
— Пожалуйста, оставь иронию, — попросил он устало, — речь идет о слишком важном.
— Так о чем идет речь?
— Ты не понимаешь, к какой ужасной катастрофе приближаешься.
— А ты понимаешь?
— Да.
— Ну скажи мне.
Он промолчал.
— Так скажи, Джим!
— Не могу.
— Ты видишь, как собственная жена приближается к пропасти, по твоим же словам, и не можешь ей сказать, что это значит?
— Не могу.
— Это имеет какое-то отношение к человеку, похороненному в моей могиле?
— Не говори так! — Он вскинулся. — У тебя нет никакой своей могилы. Ты жива, здорова…
— Ты не ответил на вопрос о Камилле.
— Я не могу на него ответить. Здесь замешано слишком много людей.
Она приподняла брови, на лице отразились одновременно удивление и ирония.
— Похоже, за моей спиной существовал какой-то гигантский заговор.
— Моим долгом было защищать тебя. Эта моя обязанность сохраняется. — Он взял ее за руку. — Пойдем, Дэйзи. Забудем все, что случилось на прошлой неделе. Сделаем вид, как будто ничего не было.
Она стояла молча. Барабанил дождь. Как просто было бы в эту самую минуту поддаться его сильной руке, пойти за ним через улицу, дать ему возможность отвести ее назад, в уютный и безопасный мирок. Они вернутся туда, откуда ушли: снова наступит утро очередного понедельника, Джим снова примется читать ей вслух статьи местных газет. Потянутся тихие, спокойные дни, и, если они и не обещают особых развлечений, катастроф в них тоже не предвидится. Боялась она только одного — вдруг ночью вернется ее сон. Она снова взбежит на утес и обнаружит под каменным крестом в тени дерева, известного всем лоцманам, незнакомца.
— Дэйзи, пойдем домой, пока еще не поздно.
— Слишком поздно.
Он смотрел, как она исчезает за дверью. Затем он перешел через дорогу и сел в машину. На тень, видневшуюся в освещенной комнате, Джим больше не смотрел.
Шум дождя, колотившего по черепичной крыше, был так силен, что Пината не услышал ни того, как Дэйзи шла по коридору, ни как она стучала в дверь. Пробило семь. Он три часа гонялся по городу за Хуанитой и Филдингом и наконец дошел до стадии, когда все бары и все люди кажутся совершенно одинаковыми. Он ощущал усталость и раздражение и, когда, подняв голову, увидел Дэйзи в дверном проеме, сказал зло и неприязненно:
— Опаздываете.
Он ждал, он очень надеялся, что она взорвется в ответ и даст ему возможность выпустить пар до конца.
Но она лишь холодно ответила:
— Да. Я встретила у входа Джима.
— Какого Джима?
— Моего мужа. — Она села, откинула со лба рукой мокрые волосы. — Он хотел, чтобы я вернулась с ним домой.
— Что ж вы не вернулись?
— Дело в том, что сегодня днем я выяснила некоторые факты, свидетельствующие в пользу нашего расследования. Мы на правильном пути.
— Что это за факты?
— Мне не очень легко и довольно неприятно рассказывать вам об этом, особенно о женщине. Но вам ведь необходимо знать, чтобы планировать наши дальнейшие действия.
Она несколько раз моргнула. Пината не знал, что тому виной — яркий свет горящих в комнате ламп или подступившие слезы.
— Между нею и Камиллой существует какая-то связь. Я уверена: Джим знает, в чем тут дело, хотя он никогда в этом не признается.
— А вы его спрашивали?
— Да.
— Он дал понять, что был знаком с Камиллой?
— Нет, но я думаю, что был.
Бесстрастно она рассказала ему о событиях прошедшего дня: как она обнаружила корешки чеков в столе Джима, про звонок Мюриэл, сообщившей про поездку Филдинга, о своей беседе на причале с Адамом Барнеттом и, наконец, о встрече с Джимом. Он внимательно выслушал, ничего не комментировал, только ходил по комнате, с силой вбивая в пол каблуки туфель.
Она закончила, и он спросил:
— О чем было письмо в розовом конверте, про которое вспомнила Мюриэл?
— Судя по дате, только об одном — о Хуаните и ее ребенке.
— Это и привело его сюда?
— Да.
— Но почему через четыре года после того, как это случилось?
— Может, тогда у него не было никакой возможности как-то воздействовать на происходящее, — Дэйзи попыталась заступиться за отца. — Я знаю, он хотел помочь.