— Но почему? Вы ведь бывали здесь и раньше.
— Визиты сюда никогда не производили на меня особого впечатления. Когда я приезжала сюда с Джимом и мамой, это напоминало скорее участие в торжественном обряде, ритуале, который для меня совершенно ничего не значил. Да и не мог ничего значить. Ведь я никогда в жизни не встречала ни двоюродную сестру мамы, ни родителей Джима. Люди не могут восприниматься мертвыми, если вы не видели их живыми. Все это казалось ненастоящим: цветы, слезы, молитвы.
— Какие слезы?
— Моя мать плачет очень легко.
— Даже над двоюродной сестрой, дальней родственницей, умершей так давно, что вы ее даже не встречали?
Дэйзи наклонилась вперед со вздохом, трудно сказать, был ли это вздох нетерпения или тревоги.
— Они воспитывались вместе в детстве, в Денвере. Ну и, кроме того, я думаю, что плакала она вовсе не о ней. Это были слезы по прошедшей жизни в целом. Слезы по прошлому.
— Вас специально приглашали на эти экскурсии мать и муж?
— Зачем? И какое отношение это имеет к происходящему сейчас?
— Да так. Я просто спросил.
— Меня приглашали. Джим считал, что мне подобает сопровождать его, а маме было удобно опираться на меня, хотя она не так уж часто это делала. И мне, пожалуй, было приятно — чувствовать себя достаточно сильной, по крайней мере кто-то мог на меня опереться, особенно моя мать.
— А где похоронены родители Джима?
— На западном участке.
— Где-нибудь поблизости от того места, куда мы направляемся?
— Нет.
— Вы говорили, что ваш муж часто фотографировал смоковницу?
— Да.
— А вы при этом присутствовали?
— Да.
Они подъезжали к утесу, шум камней под колесами напоминал рев ветра, налетающего время от времени на далекий лес. Камни загрохотали еще громче, и они увидели смоковницу, огромную зеленую крону, ширина которой была равна двум ее высотам. Глянцевые, с кожистой поверхностью листья с обратной стороны отсвечивали коричневым цветом, словно они, как замок и железные ворота входа, были тоже тронуты ржавчиной на морском воздухе. Ствол и большие ветви напоминали мраморно-серые фигуры человекообразных существ, неразрывно сплетенных в любовном экстазе. Под самим деревом могил не было, поскольку отдельные его корни вылезли из-под земли наружу. Памятники начинались в стороне от него, здесь были все возможные формы и размеры, треугольники и четырехугольники, кресты и колонны, полированные и неполированные, серые, белые, черные, розовые, но только один из них полностью соответствовал тому описанию, которое дала Дэйзи.
Пината увидел его, как только вылез из машины. Это был грубо отделанный, серого камня крест примерно в полтора метра высотой.
Увидела его и Дэйзи. На лице ее отразилась смесь удивления и ужаса:
— Он здесь. Он — настоящий.
Он был удивлен куда меньше. Похоже, все, что ей приснилось, было настоящим. Он бросил быстрый взгляд на край утеса, как будто оттуда вот-вот должна была выскочить и начать выть собака по имени Принц.
Дэйзи вышла из машины и стояла, опершись на крышку капота, то ли просто облокотившись, то ли пытаясь согреться.
— Я не вижу с такого расстояния имени на плите, — сказал Пината. — Пойдемте, посмотрим поближе.
— Я боюсь.
— Миссис Харкер, бояться вам совершенно нечего. Все ясно. Вы видели эту конкретную плиту на этом самом месте в один из своих визитов сюда. По какой-то причине она произвела на вас впечатление и заинтересовала, вы запомнили ее, и она всплыла в вашей памяти.
— С какой стати она должна была производить на меня впечатление?
— Здесь единственное объяснение. Памятник выглядит очень дорогим и качественно сделанным. А может быть, он напомнил вам о старом, тронутом временем кресте из старого псалма. Но вместо того, чтобы стоять здесь и заниматься теоретическими выкладками, почему бы нам не подойти и не проверить факты?
— Факты?
— Естественно, ведь самое важное для нас то, — сухо пояснил Пината, — чье имя выбито на плите.
В какое-то мгновение ему показалось, что она вот-вот кинется к воротам. Но вместо этого Дэйзи выпрямилась, тряхнула головой и переступила через небольшой газон, двинувшись по дорожке, которая шла вокруг смоковницы, в нескольких метрах от ее ствола. Она шла к кресту быстрым шагом, будто старалась стремительным движением подавить подступавший к сердцу страх.
Она почти дошла до места, как вдруг споткнулась и упала на колени. Пината догнал ее и помог встать на ноги. На юбке остались пятна от травы, острые колючки репейника.
— Это не мое имя, — прошептала она. — Слава тебе, Господи, не мое.