— Конечно. Уйму. — «Одного точно знаю, — подумал Филдинг. — Правда, когда я видел его в Чикаго в последний раз, он не нервничал. Теперь у него есть из-за чего беспокоиться». — Даже кое-кто из моих лучших друзей порой нервничает.
— Верю, верю. — Бармен бросил на Хуаниту быстрый взгляд. — Я пошел обратно за стойку. Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
Как только он отошел, Хуанита перегнулась через стол и доверительно зашептала:
— Я не думаю, что меня ищет какой-то детектив или блондин этот, здоровый. Чего ради им меня искать?
— Может, у них есть к тебе вопросы.
— Какие еще вопросы?
Филдинг на секунду задумался. Ему очень хотелось помочь этой девочке, чем-то она напоминала ему Дэйзи. Получалось, что судьба самым чудовищным образом определила их обеих своими жертвами — Дэйзи и Хуаниту, хотя они никогда не встречались и, возможно, не встретятся, несмотря на то что имели так много общего друг с другом. Ему было жаль их обеих. Однако чувство жалости, как и чувство любви, и даже чувство ненависти, отличалось у Филдинга большой изменчивостью: оно очень сильно зависело от погоды — таяло летом, замерзало зимой, улетало при сильном ветре и вообще сохранялось в его душе каким-то чудом.
Доказательством этого чуда стали слова, слетевшие с его губ:
— О Поле.
— О каком Поле?
— О твоем сыне.
— С какой стати они будут спрашивать меня о Поле? Он слишком мал, чтобы ввязаться в какое-то серьезное дело, ему еще нет четырех. Самое страшное, на что он способен, — разбить окно или украсть какой-нибудь пустяк.
— Девочка, не будь наивной.
— Что значит наивной?
— Невинной.
Глаза Хуаниты широко распахнулись от ярости:
— Я вовсе не невинна. Может, я и глупа, но не невинна!
— Ладно, ладно. Брось.
— Я не собираюсь ничего бросать! Я хочу знать, с какой стати эти люди совершенно неожиданно начинают интересоваться моими детьми!
— Не всеми. Только Полем.
— Почему?
— Думаю, они пытаются выяснить, кто его отец.
— Пошли вы все к черту! — закричала Хуанита. — Какое им до этого дело?
— На этот вопрос у меня ответа нет.
— Тебя вообще-то тоже не касается, но я скажу. Так случилось, что я в то время была замужем. У меня муж был.
— Как его звали?
— Педро Гарсиа.
— И именно он был отцом Поля?
Хуанита схватила одну из туфель, и Филдинг испугался, ему показалось, что она сейчас его ударит. Но вместо этого его собеседница принялась натягивать ее на ногу.
— Ей-Богу, я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать оскорбления от дешевки, возомнившей себя районным прокурором.
— Извини. Мне было необходимо задать тебе эти вопросы. Я пытаюсь помочь, но мне самому есть что скрывать. Что случилось с этим Гарсиа?
— Я с ним развелась.
Филдинг знал, что по крайней мере в этой части рассказа она сознательно врала. После того как в прошлый понедельник он сбежал из конторы Пинаты, Филдинг отправился в архив муниципалитета, чтобы просмотреть записи в книге актов гражданского состояния. На развод подал сам Гарсиа. Хуанита не пыталась оспаривать его заявление, не требовала алиментов или денег на содержание детей. Странное, признаться, решение, если ребенок и впрямь был от Гарсиа. Только сейчас Филдингу пришло в голову, что Хуанита могла не знать имени настоящего отца своего сына — ее это совсем не волновало. Кто-то, кого она сняла в баре или на улице, — моряк с пришедшего в порт судна, летчик с базы «Ванденберг». Все беременности Хуаниты были совершенно случайными. Можно с уверенностью утверждать только одно: маленький Поль нисколько не походил на Джима Харкера.
Хуанита завершила сложный эксперимент по обуванию собственных ног, сунула под мышку сумочку. Казалось, она вот-вот встанет и пойдет к выходу, но этого не происходило.
— А что ты имел в виду, когда говорил, что тебе самому есть что скрывать?
— Этот детектив разыскивает и меня.
— Довольно странно все выглядит, если подумать. Кто-то, наверное, сказал ему, что мы вместе.
— Может, миссис Брустер.
— Исключено, — сказала она решительно. — Детективу она не назовет даже точное время.
— Больше об этом никто не знает. Только ты и твоя мать.
— Вот именно. Ей-Богу! Именно моя мамаша ему про нас с тобой напела.
— Но сначала кто-то должен был дать ему твой адрес, — заметил Филдинг. — Может, мальчишка-подавальщик или одна из официанток.
— Никто моего адреса не знает. Я никогда ничего не говорю о себе людям такого сорта.