Выждав ради приличия чуть меньше минуты, я демонстративно зевнул, и театрально покачиваясь, двинулся к выходу. Пусть местные думают, что иностранец набрался и теперь пытается найти дорогу в свою гостиницу.
Брат Пит был нетороплив, и даже в темноте, разгоняемой только светом звезд, я смог разглядеть его долговязую фигуру, двигающуюся вниз по улице. Он шел в сторону доков.
«Хватай его», — посоветовал Сэм. — «Бери его теплым и прямо сейчас».
«Лучше проследить», — сказал я, двигаясь так близко к стене дома, как только мог. — «Может быть, он приведет нас в какое-нибудь интереснее место».
«Если ты думаешь, что он направляется на склад оружия, а не в припортовой бордель, это значит, что ты слишком уж поверил в свою удачу», — сказал Сэм.
Я вздохнул.
Брат Пит мог оказаться совсем не тем, кто мне нужен. У него при себе могло и не быть искомого мною оружия, а татуировка на латыни могла быть обычным совпадением. Можно найти тысячу причин, по которым ее шрифт совпадал с тем, что был нанесен на дуло обреза.
В чужом городе, в чужой стране, в чужом мире я должен был действовать наверняка.
«Я чувствую твои душевные метания и должен заметить, что приступы рефлексии, которой ты подвержен, случаются у тебя крайне несвоевременно».
Но это была не рефлексия, это была боязнь разочарования, и я даже не понимал, чего я больше хочу, чтобы брат Пит оказался нужным мне человеком или нет.
Не доходя до порта, брат Пит свернул направо. Я последовал за ним, но стоило мне повернуть за угол, как я наткнулся на его холодный взгляд. Он стоял, почти касаясь плечом стены, и доставал из кармана пачку сигарет.
— Зачем ты идешь за мной от самого бара? — поинтересовался он, щелчком выбивая сигарету и вставляя ее в уголок рта. Его французский был неплох, но говорил он с акцентом. Кончено, здесь все говорили не так, как во Франции, но его акцент отличался от акцента всех остальных людей в баре. Может быть, это ничего и не значит.
— Это какое-то недоразумение, — сказал я, пытаясь в меру своих актерских способностей изобразить речь человека навеселе. — Я всего лишь пытаюсь найти свою гостиницу.
— Знаешь ли ты, кого называют отцом лжи? — спокойно поинтересовался он, прикуривая от старомодной зажигалки с колёсиком, распространяющей в сыром ночном воздухе отчетливый запах бензина.
— Ладно, я иностранец, и мне всего лишь стало любопытно, — сказал я. — Никогда прежде не встречал таких, как вы.
Это был выстрел наугад, но он попал в цель, потому что брат Пит чуть изогнул губы. Для человека с его каменным лицом это должно было означать дружелюбную ухмылку, не меньше.
— Я — всего лишь обычный человек, такой же, как ты, — сказал он. — Иди и занимайся своими делами, брат.
Эта улица была освещена чуть лучше той, на которой находился бар, в основном из-за света, падающего из зажжённых окон, и теперь, когда мы встретились с братом Питом лицом к лицу, мне удалось заметить торчащий из-под его плаща стоячий воротничок, какой носят католические священники. Цвета, разумеется, он был совсем не белого.
Тускло-серый, с пятнами грязи и пота.
— Конечно, — сказал я и развернулся, готовясь приступить к следующей фазе операции, когда он окончательно расслабится. — Простите мою назойливость.
— Иди и больше не греши, — сказал он.
И тут улица осветилась светом фар, и я увидел двигающийся по направлению к нам автомобиль. Черт побери, как не вовремя-то здесь появляются очередные свидетели.
Я сделал шаг от него, надеясь, что брат Пит не успеет далеко уйти за то время, которое потребуется автомобилю проехать мимо, но, видимо, мои запасы везения на сегодняшний вечер уже были исчерпаны этой встречей в баре.
Автомобиль и не думал проезжать мимо. Напротив, поравнявшись с нами, он остановился и из него вышли трое крепких парней в военной форме. У одного из них, носившего сержантские нашивки, не хватало правой ноги, и он ковылял, опираясь на протез.
— Попрошу предъявить документы, — он посмотрел на брата Пита и сразу же сбавил тон. — Разумеется, не вас, сэр. Этот человек с вами?
— Впервые его вижу, — равнодушно сказал брат Пит, выпустил к небесам кольцо дыма, развернулся и двинул в прежнем направлении.
— Документы, — повторил сержант и требовательно протянул ко мне руку. Двое его сопровождающих обходили меня с флангов.
— Я иностранец, — сказал я, передавая ему свой паспорт. — Только сегодня прибыл в страну.
— Франсуа Дюран, значит? — сказал он, закрывая мой паспорт и засовывая его к себе в карман. — И с какой целью сегодня вы прибыли в нашу страну?
— По какому случаю этот допрос? — осведомился я. — Я не нарушал законов, иду в свою гостиницу, и я, черт побери, даже не пьян.