Длинная автоматная очередь срезала их обоих.
Я бросил взгляд в ту сторону и увидел Филиппа, переводящего ствол и поливающего округу свинцом, а потом у него кончились патроны, и вместо выстрелов я услышал только щелчки, и сразу три пули вошли ему в грудь и живот, и отбросили назад, возвращая его в грязь.
Что ж, его жертва принесла плоды, он убил несколько человек и спас мне жизнь. Ненадолго, но все-таки.
Я пошарил рукой рядом с собой, нащупывая свое оружие. Двойка последних уцелевших из этого отряда цинтов выскочила из-за деревьев, как чертики из табакерки, и мы выстрелили одновременно.
Я уложил обоих, получив пулю в бедро. Не самый плохой размен. Сэм мгновенно убрал боль, но… рана не затягивалась и кровь продолжала вытекать из меня, смешиваясь с дождевой водой.
«Все, что могу, поручик».
«Спасибо», — искренне сказал я.
Для обычного пулевого ранения крови вытекало уж слишком много, и я предположил, что у меня повреждена бедренная артерия. Боли не было, но на меня накатила слабость, вдобавок, я совершенно не чувствовал левой ноги. Я попытался встать, но она отказалась служить мне даже в качестве обычной подпорки, так что я сразу рухнул обратно в грязь.
Что ж, вот и отпрыску рода Одоевских наконец-то представилась возможность умереть в бою.
Я стоял посреди ослепительно белой пустоты. Здесь не было зеркал, как и других предметов мебели, как и вообще любых других предметов, но я почему-то был уверен, что нахожусь сейчас в своем собственном теле. В теле поручика Одоевского, графа, сына князя.
Прошло мгновение или, может быть, вечность, и рядом со мной возник Андрюша Щербатов, мой верный боевой друг, мой постоянный спутник во всех гулянках последних лет, пироконтроллер, весельчак и балагур. Точнее, это была только его оболочка, и я откуда-то точно знал, что под ней скрывается Сэм.
— Мы умерли? — спросил я.
— Еще нет, поручик, — ответил демон. — Но мы умираем.
— Что ж, — сказал я.
— Что ж.
— Тогда где мы сейчас?
— По-прежнему в твоей голове, — сказал Сэм. — Я организовал эту встречу, чтобы попрощаться.
— Не думал, что ты настолько сентиментален, — сказал я. — Мы и знакомы-то чуть больше года.
— Для меня время течёт по-другому, — сказал он. — И мне кажется, что я знаю тебя целую вечность.
— Что ж, — сказал я.
— Не могу сказать, что с тобой было приятно иметь дело, — заявил он. — Но это было… довольно познавательно.
— Тебя ведь на самом деле здесь нет, — сказал я. — И меня здесь нет. Это всего лишь мой предсмертный бред, не так ли?
— А какая разница? — спросил он.
— Ты прав, никакой, — сказал я.
— Осталось уже недолго.
— Что ж…
Боль была яркой, белой и ослепительной. Такой силы, какой я никогда раньше не испытывал, но вместо того, чтобы свести меня с ума, она почему-то привела меня в чувства. И как только я снова начал осознавать себя лежащим в канадской земле, в голове зазвучал голос Ван Хенга.
«Вставай».
Очистительная боль исходила из метки, которую он поставил мне год назад. А голос в моей голове… Что ж, к голосам мне не привыкать.
«Отстань», — сказал я. — «Я тут вообще-то умираю».
«Нет. Вставай».
«Зачем?»
«Твоя миссия еще не закончена».
Я уже было собрался в совсем недипломатических выражениях объяснить гангстеру, где я видел его вместе с его миссией, и на каком органе я их обоих вертел, но тут метка начала пульсировать огнем, и я почувствовал, как в мое тело вливается сила.
Именно так.
Я.
Почувствовал.
Не Сэм.
Я.
Силы было так много, что даже я смог ее ощутить.
«Ты знаешь, что тебе делать», — сказал Ван Хенг и убрался из моей головы.
Ах, если бы…
Но канал между нами все еще существовал, и я чувствовал, как по нему переливается энергия. Я встал на ноги, не прилагая для того никаких усилий, просто пожелав, и я чувствовал, как на кончиках моих пальцев зарождаются молнии.
Шестеро цинтов оказались в зоне видимости, и я испепелил их движением одной руки.
«Нет, идиот!» — возопил Сэм. — «Только не так!»
Но меня было не остановить.
Не знаю, какими соображениями руководствовался Ван Хенг и чего он от меня хотел, но он подарил мне доступ к моим молниям, дал, быть может, в последний раз прикоснуться к той силе, которой я обладал по праву рождения, и если мне и суждено было умереть в бою, я сделаю это на своих условиях.
«Ты лечи, а я поведу», — сказал я Сэму.
«Нет! Остановись, дурак!»