Зеркало.
Мне срочно было нужно зеркало, и я шагнул к шкафу, и открыл его, и тут меня поджидало очередное разочарование. Шкаф был забит очередной порцией странно выглядящих предметов неизвестного мне назначения, но зеркала среди них не было.
Но туалет-то тут должен быть. Ванная комната… Я ощупал лицо, провел рукой по подбородку. Гладко выбрит.
Как-то же он… я… в общем, кто-то же должен постоянно брить этот подбородок, нет?
Я направился к двери.
— И куда это ты собрался? — стервозным голоском поинтересовалась девушка, вставая во весь свой небольшой рост. Даже на каблуках она была мне где-то под подбородок.
Под идеально выбритый подбородок.
— Мне нужно выйти, — сказал я.
— Нам нужно поговорить, и тебе не уйти от этого разговора! — заявила она, выделив ударением слово «нам». — Или ты возомнил, что снова сможешь игнорировать меня все выходные?
— Мы непременно поговорим, — пообещал я. — А пока мне нужно немного освежиться. Но я тотчас-же вернусь.
— Я буду здесь, — пообещала она, усаживаясь обратно на стул. И это звучало, как угроза.
Я повернул ручку и толкнул дверь, но она не подалась. Я потянул дверь, но примерно с тем же результатом. Девушка никак мои действия не прокомментировала, и я нашел это довольно странным.
Впрочем, странностей тут и так хватало.
Я подергал дверь, и она уехала в сторону, открывая мне проход в… шкаф.
Передо мной висела одежда, и вся она была мужской. Куртки, брюки, рубашки, синий рабочий комбинезон… Интересно, а эта девица где всю свою одежду хранит? И где вообще выход из этой комнаты?
Или это все-таки ад, и выхода нет, и мне до скончания веков нужно будет выслушивать ее претензии? Я поймал себя на мысли, что начинаю скучать по подземелью с демонами и лорду Идразелю. Там, по крайней мере, все было гораздо понятнее.
Одежды было немного, из трех десятков вешалок занята была едва ли половина. И в задней стенке шкафа присутствовала вертикальная щель, через которую пробивался тусклый свет. Я продрался через одежду, толкнул стенку и… дверцы шкафа распахнулись, открывая мне путь… наружу? В общем, куда-то.
Самая унылая Нарния из всех, что мне доводилось видеть.
Если обстановка по ту сторону шкафа говорила не о роскоши, но о каком-то подобии комфорта, здесь, по эту сторону, все было по-спартански. Простой стол, два стула, кровать с железной сеткой, я думал, такие уже даже в тюрьмах не ставят. На стене висел радиоприемник, ведущие к нему провода были оборваны.
Зеркала не обнаружилось, но, помимо шкафа, из этой комнаты было еще несколько выходов. Один привел меня на кухню, столь же бедно меблированную, с примитивной газовой плитой на две конфорки. Холодильник неизвестной мне марки «ЗИЛ» натужно гудел. Внутри обнаружилась коробка с остатками какого-то пирога, две бутылки минеральной воды и запаянный железный цилиндр, на котором было написано «пиво».
Я скрутил крышку с бутылки воды, сделал глоток. Холодная, чуть горьковатая, напоминает «боржоми», но на этикетке написано другое.
Следом я нашел и ванную комнату, и там, над уныло торчащим из стены умывальником наконец-то обнаружился искомый объект. Вдохнув поглубже, я посмотрел на свое отражение, и… совершенно уже предсказуемым образом оно оказалось не моим.
Где тонкие аристократические черты лица, волевой подбородок и нос с легкой горбинкой? Где пронзительный взгляд серых глаз? Где легкая ухмылка, от которой незнакомые барышни млели, а знакомые — сходили с ума? Где черные, как смоль, волосы? Где мускулистое и поджарое тело бойца?
Впрочем, к телу вопросов было меньше всего. Оно было плотнее, чем раньше, но довольно мускулистое, и если лишний жир где и присутствовал, его было не слишком много, и его наличие можно было пережить.
Вот лицо — это да. Обычное, ничем не примечательное лицо, каких в толпе сотни, а то и тысячи. Коричневые волосы, короткая стрижка, как будто ее обладатель только что тифом переболел или недавно с каторги вернулся. Это явно было не лицо поручика Георгия Одоевского.
Из отражения на меня смотрел какой-то голубоглазый Иван.
Но, как говорила моя маменька, если тебе достались кислые яблоки, просто испеки из них шарлотку. То бишь, в любом положении должны быть и свои плюсы, и я попытался их найти.
Самый очевидный — я все еще был жив, голова присутствовала на положенном ей месте, колено сгибалось и выдерживало вес тела, и ничего не напоминало мне о том неудачном бое, в результате которого я угодил в германский плен и чуть не погиб… Хотя, насчет этого «чуть» меня мучали определенные сомнения.