— Так, так, — вздохнула Тоня. — Миллион птиц, миллион рыженьких малышей. А потом?
— Потом, — продолжал Кардаш, — я напишу книжку, где ты услышишь голоса всех птиц, что живут на Украине, и сизая кукушка прокукует тебе сто счастливых лет. Я посвящу книгу свою неизвестному колхозному лесоводу Гнату Кардашу, который посадил первую лесную полосу еще в коммуне. Поднялась она, вошла в силу… И вот мальчик — это был я — несет отцу в степь обед и новенькую скворечню. Сам сделал! Я был горд, я смеялся и выкрикивал что-то на всю степь. Подошел к лесной полосе и вижу: отец лежит в луже крови. Тем же топором, которым он был убит, срублены лучшие деревья… Ты понимаешь, Тоня, я должен написать эту книгу.
— А потом? — помолчав, спросила Тоня.
— Потом, — задумчиво ответил Кардаш, — я поеду в Китай, в Индию, погляжу, как люди украшают зеленым деревом свою жизнь. Придет время, когда хозяйственные заботы не будут отнимать у нас столько времени и сил, когда мы сможем больше думать о красоте. Когда-то граф Потоцкий, нет, не он, а уманские крепостные создали парк, который изумляет, должно быть, уже десятое поколение. Какие же парки должны создать мы с тобой? Еще более прекрасные! Чтобы на века осталась память о наших днях.
— На все это тебе понадобится сто пятьдесят лет, — с насмешкой бросила Тоня.
— А я проживу сто пятьдесят лет, — с глубоким убеждением сказал Кардаш.
Тоня смотрела на него каким-то странным взглядом. Ее терзали противоречивые чувства: искреннее восхищение и холодное недовольство; она и уважала его, и презирала. Но внутренняя борьба длилась недолго. Теперь слушал он, а говорила она. Свои требования она вложила в краткую, но всеобъемлющую формулу: «Ты должен быть не таким». Но что это означает?
— Не таким, — упрямо повторяла она. — Пойми, с тобой я всегда буду чувствовать себя точно на вулкане. Какие-то фантазии, увлечения мирового масштаба! Я не могу… Ты хороший, Коля, очень хороший. Но почему ты не такой, как другие?.. — И она смотрела на него ласково, нежно и в то же время с укором и ожиданием.
Какой там, к черту, вулкан? Он, неуклюжий, неразговорчивый, хотя иной раз и резкий, без памяти влюбленный в лес и в книги молодой аспирант, — он, представьте себе, вулкан! Кардаш в ответ смеялся. И, верно, каждый бы посмеялся, услышав это. Но Тоня понимала его, должно быть, лучше, чем он сам…
Вспомнилась последняя их встреча. Тоня пришла в сквер раньше него. Взволнованная или сердитая, она, даже не поздоровавшись, спросила, безжалостно пронизывая его серыми глазами:
— Скажи, пожалуйста, ты забрал обратно свою работу?
Речь шла о его статье в научном журнале.
— Забрал, — спокойно ответил Кардаш. — Я решил еще раз проверить. Мне не все ясно…
— Но ты понимаешь, что значило бы для тебя появление большой статьи в журнале?
Он развел руками:
— Поеду в Крутояровку. Поставлю новые опыты. Там мои дубки… — Он вдруг вспомнил и весь засиял: — Я получил письмо. Те клены, что мы сажали на практике, — помнишь? — уже во какие…
— На что тебе Крутояровка? — перебила Тоня.
— Поработаю годик… Тоня, едем вместе!
— Ты с ума сошел, — вспыхнула Тоня. — Через полгода тебе диссертацию защищать.
— Тоня, — жалобно произнес он, — но ведь дубки-то гибнут…
— Сам ты дубок! — со злостью бросила Тоня и убежала.
Через год он вернулся из Крутояровки и смущаясь, но совершенно искренне поздравил Тоню и Леонида Шавловского с женитьбой. Шавловский кончил институт на два года раньше Кардаша, почти вдвое дольше, чем полагалось, пробыл в аспирантуре и защитил диссертацию на тему: «Эффективность полезащитных лесных полос в повышении урожайности».
Молодые супруги сияли счастьем, и Кардаш, хотя это было ему и нелегко, пришел к выводу, что Тоня по-своему права. Что он мог ей предложить? Его исключили из аспирантуры. Он с большим трудом получил скромную должность лаборанта в научно-исследовательском институте агролесомелиорации. Правда, он заканчивал книжку. Его статья за год напряженной работы, опытов и раздумий переросла в книгу, жанр которой трудно было определить: строгий научный анализ сочетался в ней с вдохновенным гимном лесу и степи, старательно подобранный и лично им выверенный фактический материал дополнялся интересными историческими экскурсами, практические советы лесоводам не были строгими приказами: «Делай так, и только так», а давали толчок беспокойной мысли, звали к исканиям, спорам, поискам истины в кипении живого дела.