— Почему вычеркнуть? — удивился Гонтарь. — Своей работой она заслужила… А это, — тут лицо его засветилось хорошей, доброй улыбкой, — а это, чтоб знала.
Теплый отсвет этой улыбки Цымбал увидел на многих лицах, когда голосовали за Ганну.
Вот уже прошел час, а в списке делегатов пока еще одна Ганна Чепурная. Она уже немного успокоилась. Только на щеках ее горят, как нарисованные, красные пятна. Надолго запомнит она это собрание!
Цымбал опять ищет глазами Настю Гаврилюк и не находит.
Затем идет речь о Кате Захаровне. Она сидит за столом рядом с председателем и всем своим видом говорит: «Зачем все эти разговоры? Неужто не ясно, что я должна ехать?»
И Катя Захаровна мало прислушивалась к тому, что говорили о ней Григорий Иванович и завхоз Обеременко.
Завхоз еще дожевывал последние слова, как снова послышался высокий певучий голос Галины Кучеренко:
— Можно мне сказать? — И, рассыпая веселые искорки из глаз, начала: — Может, я не понимаю, только, ей-богу, я б не так сделала.
— Это если б ты начальством была?
— Ага, — подхватывает Галина, — если б я начальством была… Вы только не обижайтесь, Катя Захаровна, а все-таки лучше было бы послать на совещание Валю Добрывечир. Как хотите…
— Видно, что мужичьим духом надышалась, — буркнул завхоз.
Галина круто поворачивается к нему.
— Надышалась!.. А до каких это пор в нашем колхозе на доярок будут смотреть вот так… — Она пренебрежительно щелкнула пальцами. — Ты знаешь, что такое за коровами ходить? Это не то, что твоя специальность — посреди двора руками размахивать.
Обеременко втягивает голову в плечи, а Галина, как коршун, делает над ним еще один круг.
— Может, поменяемся? — И сама смеется громче всех. Потом обращается к Цымбалу: — Я не против Кати Захаровны. Пускай едет, а только посылайте и Валю. Раз надоила больше всех на ферме, так посылайте. Конечно, нам до рекордов еще далеко. А послушает, поучится, так и рекорды будут. Что у нас, руки-головы не такие?
Цымбал видит, как Валя ежится и закрывает платком лицо. Он успевает перехватить ее взгляд, полный страха и надежды.
— Что ж, товарищи, мысль толковая, — замечает председатель. — Давайте подумаем.
Вскоре в списке появляется жирно подчеркнутое: «Валентина Добрывечир». Победно поглядывает на всех Галина Кучеренко. Катя Захаровна сидит неподвижно, точно окаменела. А с маленькой доярки хоть само счастье пиши.
Между тем до Цымбала долетает бормотание тетки Килины, сердитое, ворчливое.
Тетка Килина смутилась. Но только на один миг.
— Это я, товарищ Цымбал, позапрошлогоднее боронование вспомнила. Разве ж то работа? Когда б кота за хвост тащить, он и то лучше б землю пушил. А бригадир за трактором идет да еще хвалится…
Тут ухо Килины уловило недовольное ворчание мужского баса.
— Это ты, Федя? — повернулась она к трактористу. — За бригадира заступаешься? Ты что, боишься его? А ты не бойся. Что с того, что бригадир? И на самого черта есть гром!..
Федор что-то бормочет про график, план, но тетка Килина не может разобрать.
— Ты, Федя, мне не мешай. Я снизу критикую, понимаешь?
— Как, как?
— Ну вот, грамотный, а не знаешь. В газетах писали, чтоб критиковали снизу.
— Правильно, — поднимается высоченный и худой дед Кульбашный. — Начальство, если его не критиковать, так по нем цвель пойдет. Это я вам верно говорю.
— Так, так, тетка Килина. Снизу крепче припечет…
Некоторое время в комнате смех, веселый шум.
Тут Григорий Иванович не выдерживает:
— Товарищи! Надо же говорить по порядку дня.
Тетка Килина кивает ему головой.
— Про порядок я и говорю. Разве это порядок, целую неделю влагу задерживать? Чтоб нынешней весной этого не было!
— Мы о делегатах говорим, — сердито напоминает Григорий Иванович.
— А вы вспомнили позапрошлогоднее, — поддержал завхоз.
— А почему вспомнила? Ты не знаешь, куда я веду…
— Вот вы и скажите куда, — подбодрил тетку Килину Цымбал, хотя и ему неясно было, какое отношение имеют позапрошлогодние дела к сегодняшнему собранию.
— А к тому веду, что тогда только одна живая душа подняла крик. Это Марина Дубчак. А члены правления, а бригадиры? Они где были? Про председателя, про Пугача, я уж и не говорю. Это такой был хозяин — из целой березы спички не выстрогает. Коли хотите знать, товарищ Цымбал, Марина есть первый наш передовик. Теперь нетрудно в передовиках ходить: председатель на месте, колхоз укрепленный… А Марина после войны, когда все было разорено, разбито, такие урожаи брала, что приезжали люди со всей округи, шапки скидали.