Сижу у себя в кабинете и ненавижу всех, а больше всего, конечно, Мартынюка.
А тут один за другим три визита. Первым приходит инженер из производственного отдела. Василий, кажется, Васильевич. Разводит руками, возмущается. Как можно — не поддержать авторитет главного инженера? Он, ясное дело, голосовал так, как ему подсказывали дружба и совесть. Пожал мне руку и ушел.
Минут через десять является Билык. Красный, горластый. Теперь-то я, конечно, понимаю, что был он пуст, как барабан. Хлопает меня по плечу. Чего, мол, расстраиваться! Мартынюк просто демагог. Я б ему коленкой под зад, загремел бы он у меня! Плюнь! Выпьем сегодня по чарочке — и все в порядке. А потом наклоняется ко мне и спрашивает: «Как ты думаешь, кто еще, кроме меня, голосовал «за»?»
Спустя полчаса приходит третий. Забыл уже его фамилию. Садится, закуривает, заводит речь о том, о сем. А я прекрасно понимаю, зачем он пришел: хочет сказать, что он тоже голосовал «за». Вот только глубокая интеллигентность не позволяет ему выпалить это сразу.
Молчу. А внутри все кипит.
Прошло несколько дней. Перекипело. Но все-таки что-то скребет вот тут. Рассказываю, наконец, эту историю жене. Но как? Полушутя, небрежным тоном. Представляю все в виде смешного и мелкого происшествия, которое нисколько меня не задело. К тому же, щадя собственную персону, так передаю слова Мартынюка, что речь выглядит почти идиотской. В общем, кто-то там, в тресте, интригует.
А затем рассказываю и про три визита. Друзья! Голосуют! Поддерживают! Трое лучших друзей… Только хотел бы я знать, который из троих на самом деле голосовал за меня?
— Почему «который»?! — удивляется жена. — Ведь было два голоса?
— А я?
— Что ты?
— Я ведь голосовал…
Жена долго смотрит на меня. Этот взгляд меня взбесил:
— Что ж, по-твоему, я должен был голосовать против?
Она заводит что-то на мотив: неудобно, нескромно… Но я не слишком деликатно обрываю ее интеллигентские разговорчики (это было мое излюбленное выражение) и говорю:
— Меня интересует одно: кто из них врет?
Жена молчит. Обиделась. А потом не выдерживает:
— Как ты не понимаешь?!
— Что именно?
— Все трое врут.
— Но…
— Второй голос — Мартынюка. Ведь он же сказал, что будет голосовать за тебя. Чудаки, знаешь, любят правду.
Нет, не укладывалось это тогда у меня в голове, Мало ли что он сказал! Сказать все можно… Подсластил горькую пилюлю. Глотай!
И вот, как-то встретив Мартынюка в коридоре, я, неожиданно для самого себя, сгоряча спрашиваю:
— Скажите, пожалуйста… Только откровенно! Тогда, на выборах, вы голосовали «за»?
И стою перед ним дурак дураком.
Он спокойно отвечает:
— Конечно. Но должен сказать, что я ошибся. Вы не пользуетесь авторитетом в коллективе. Я вам дружески советую: сделайте из этого надлежащие выводы. Вы способный инженер, есть у вас хорошие задатки. Надо только отбросить всякую накипь… Имейте в виду, что у вас найдутся друзья, которые искренне хотят…
— Так-таки искренне?
— В моей искренности можете не сомневаться, — говорит Мартынюк и смотрит мне в глаза.
3
— Веселенькая история? — спросил Коляда. — Она имела свое продолжение.
— Понятно, — сказал я.
Все, что я слышал о Коляде, все, что видел за эти недели на стройке, и, наконец, интуиция подсказывали, что передо мной уже другой человек.
Коляда сощурился:
— Интересно, как вы представляете себе это продолжение?
— Ну, как?.. Писатель, наверно, написал бы что-нибудь вроде: «Растроганный Коляда с благодарностью пожал Мартынюку руку и сказал… А через месяц Коляда бросил трест, поехал на стройку. И там…»
Коляда засмеялся.
— Ерунда. Простите за резкость. Плохо вы знаете природу самовлюбленного карьериста… Я возненавидел Мартынюка так, что у меня темнело в глазах, когда я видел его. Все давно забыли об этом голосовании в местком — я помнил! Все давно забыли проповедь, которую он мне прочитал, — я помнил! И как только управляющего трестом перевели в другую область, я нашел повод и уволил Мартынюка с работы. Он — в суд. Незаконно! Суд восстановил его. Тогда я пускаюсь на хитрость: проводится реорганизация планового отдела, и Мартынюк вылетает по сокращению штатов. Он снова в суд. Не тут-то было! Кто может возражать против реорганизации и сокращения штата! То-то же! Он в профсоюз — ничего не выходит. Он пишет, жалуется, обивает пороги. Наконец, идет работать в другое место.