У Киры дреды, даже когда сильно отросли, были стопроцентно натуральными, то есть из собственных волос. Так и подмывало дотронуться и я себе не отказывала. «Мам, ну, не будь как все те девчонки, которые постоянно хотят за них подергать и бесконечно спрашивают, тяжело ли мыть голову!» — Улыбался сын. «Я же тоже в некотором роде девочка», — отшучивалась я.
И всегда, знаешь, обсуждали со смехом, юмором. Помню, подколола его:
— Как же ты будешь без своих драгоценных дредов, когда станешь пожилым?
— Почему без дредов?
— Ну дядьки все лысеют, на что заплетать-то?
— А я просто поседею и у меня будут длиннющие белые дреды.
Сейчас понимаю, что никогда не представляла его стариком, да и вообще хотя бы в среднем возрасте. До последнего времени не знала, что дреды, коснувшиеся земли, означают конец пути, выполненную миссию.
***
Тучи сгущались и расползались над Пушкинской площадью намекая на скорый дождь. Был конец самого холодного из июлей, что я только помнила. «Перемен!» — Скандировали молодые люди, теснимые серыми рядами полицейских. Барельефные лица с мемориальных досок, которыми богат центр столицы, равнодушно наблюдали за происходящим. Каменные и гипсовые они больше не могли выражать эмоций. Впрочем, эти глаза и не такое видели. Меж тем картинка была сюрреальна: на разноцветный людской поток со стороны бульваров наступала серая масса, а сверху наваливалась огромная черная туча. Серость в берегах красноватого гранита фасадов казалась монолитом, а разноцветные человечки становились все меньше и разрозненнее.
На входе в метро подумалось: жаль, до хвоста легендарной лошади никак не добраться. Могла бы случиться некая преемственность поколений. Не такие уж мы и разные. Уже дома прочла в новостях, что молодых и самонадеянных в тот день на столичных улицах били резиновыми дубинками, тащили по тротуарам, увозили в автозаках. История про яйца коня перестала быть смешной.
Унылые лица, усталая вялость,
Голодные люди, сытая власть.
В этой стране ничего не менялось -
Вечные пробки, стройка и грязь.
«Пробки, стройка, грязь». Detsl aka Le Truk, 2015 г.
Дело о швейной машинке
Из личного архива И.Толмацкой.
Почему из всех претендентов на руку и сердце она выбрала невзрачного еврейского паренька, тогда еще вовсе не похожего на стареющего де Ниро? Вероятно, из-за его фантастической настойчивости. Ну и любовь, конечно, была. А когда есть чувство, обо всем остальном вообще мало кто думает. Особенно, если лет тебе немного, кажется, что море по колено, и целая жизнь по плечу.
Разве проблема сшить на ножной машинке свадебные брюки ввиду отсутствия таковых в магазинах? Вовсе нет. А если еще и попросить Изю Абрамовича помочь скроить пиджак, можно сшить и его! Или живешь ты, к примеру, на последнем этаже, а ремонт крыши затягивается, просто подставляешь тазики и кастрюльки, чтобы веселым летним ливнем не смыло хотя бы ребенка. Да, ей миниатюрной барышне, приходилось на себе таскать коляску на пятый этаж. А детские коляски наша промышленность выпускала сродни качелям — монументальные. Ну и что? Лифтов в пятиэтажках не было как класса повсеместно и коляски на разные высоты поднимали все имевшие младенцев женщины.
В общем, не хуже других жили. Даже телевизор был. Правда, черно-белый и с утраченной ручкой переключения программ. Но и в этом семья Толмацких мало отличалась от всех остальных! По совершенно неясной причине у телевизоров отечественного производства первым делом отваливался именно переключатель. Впрочем, в каждом доме имелись клещи системы плоскогубцы, которыми оставшийся без укрытия штырек можно было вполне ловко проворачивать. Я и сама помню, как ручка нашего «Рекорда» однажды обвалилась на трансляции съезда КПСС. И только потому, что дед не мог припомнить, куда засунул инструмент, все вынужденного слушали ослабший голос уже сильно хворавшего Леонида Ильича Брежнева.
Над генеральным секретарем ЦК КПСС посмеивались, слагали анекдоты про чучело, вместо которого возят Брежнева. И кто бы мог подумать, что скоро всем станет не до смеха. Когда Брежнева после серии высочайших похорон сменят другие. На место серых всегда приходят черные. Хотя, казалось бы, как далека вся эта большая политика от обычной московской семьи.