Он прищурился и так задымил трубкой, что его лицо почти совсем исчезло из поля зрения.
– Что вы собираетесь делать сегодня утром? – спросил его Паркер.
– Пожалуй, пора чем-нибудь заняться. Поедем в особняк на Парк-лейн и посмотрим, чем позабавит нас сэр Рувим.
– А теперь, миссис Пемминг, будьте так любезны и принесите мне одеяло, – попросил мистер Бантер, входя в кухню. – Еще я попрошу вашего разрешения занавесить окно простыней, а здесь поставьте, пожалуйста, экран, чтобы не было бликов, если вы понимаете, о чем идет речь.
Кухарка сэра Рувима Леви, не сводя глаз с мистера Бантера, который своим аристократическим видом не мог не поразить ее воображение, торопливо подавала ему все, что он требовал. Мистер Бантер поставил на стол корзинку с бутылкой, в которой была вода, с серебряной щеткой для волос, с парой туфель, кусочком линолеума и "Письмами разбогатевшего коммерсанта, адресованными его сыну" в блестящем переплете. Сняв с руки зонтик, он поместил его рядом со всем остальным.
Потом занялся приготовлениями к фотографированию. Когда аппарат был готов к работе, мистер Бантер вытер стол, засучил рукава и натянул резиновые перчатки. Камердинер сэра Рувима Леви, войдя в этот момент в кухню и заметив манипуляции мистера Бантера, прошел мимо помощницы кухарки, таращившей глаза на незнакомца, и критически осмотрел фотоаппарат. Мистер Бантер приветливо кивнул ему и откупорил небольшую бутылочку с серым порошком.
– Странный у вас хозяин, – заявил он, не зная, с чего начать разговор.
– И, правда, другого такого нет, – откликнулся мистер Бантер. – А теперь, моя дорогая, обратился он к помощнице кухарки, – я хотел бы посмотреть, как у вас получится высыпать немножко порошка на бутылочку, пока я ее держу в руках, а потом на туфли, так, правильно, сверху... Спасибо. Мисс... Как вас зовут? Прайс? А... Но у вас, наверное, есть имя, правда? Мэйбл? Это имя мне особенно нравится. У вас хорошо получается, видно, руки у вас сильные. Мисс Мэйбл, видите вот это? Это отпечатки пальцев. Здесь их три, а здесь – два. Пожалуйста, дорогая, не касайтесь их, или вы их сотрете. Мы их запечатлеем на пленке, а потом на бумаге. Теперь возьмите щетку для волос. Может быть, миссис Пемминг, вы будете так добры и подержите ее за щетину?
– За щетину, мистер Бантер?
– Будьте так любезны, миссис Пемминг... Теперь положите ее. Ну, мисс Мэйбл, еще раз подвергнем испытанию ваши таланты. Не возражаете? Нет? Тогда возьмите фонарик. Прекрасно! Великолепно! Я бы и то не справился лучше. Ах, какие отпечатки. Совсем четкие. Они наверняка заинтересуют его светлость. Теперь вот эта книжечка... Нет, нет, я сам... Ее надо брать за краешек, к тому же, я в перчатках... Знаете, миссис Пемминг, я аккуратный преступник и не хочу оставлять следы. Обмахните пыль,мисс Мэйбл. Теперь с этой стороны... Вот так. Сколько тут отпечатков, и все четкие. Прекрасно. О, пожалуйста, мистер Грейвс, не трогайте тут ничего... Тут ничего нельзя трогать.
– И вы собираетесь что-то узнать из этого? – свысока спросил мистер Грейвс.
– Не что-то, а очень много, – ответил мистер Бантер со стоном, рассчитанным на то, чтобы воззвать к лучшим чувствам мистера Грейвса и, если удастся, разговорить его. – Если бы вы, миссис Пемминг были столь любезны и подержали этот кусочек линолеума, я бы подержал его за другой конец, а мисс Мэйбл стряхнула бы с него пыль. Да, мистер Грейвс, у меня тяжелая жизнь. Камердинер – это не шутки. С утра до вечера, да еще подавать чай по сто раз с половины седьмого утра до одиннадцати вечера, да еще эта криминология в любое время суток. Удивительно, какие только мысли не посещают богачей, которым нечем заняться.
– Как же вы выдерживаете! – отозвался мистер Грейвс. – У нас тут ничего подобного не бывает. Мы ведем самый обычный образ жизни, мистер Бантер, даже и рассказать-то нечего. Завтрак, обед – в определенные часы, гости все почтенные, никаких размалеванных девиц... и никаких вызовов по ночам. Все тихо, спокойно. Обычно я не работал у евреев, мистер Бантер, и я так думаю, что вы считаете себя в выигрыше, что служите у аристократа, однако кому нужны аристократы в наши дни, если они загружают тебя работой. Должен вам сказать, что, хоть сэр Рувим и из бедняков, но уж никто не назовет его вульгарным, а леди Леви у нас дворянка... мисс Форд в девичестве. Она из гемпширских Фордов, и оба они очень деликатные.
– Я с вами согласен, мистер Грейвс... Его светлость и я никогда не чванились своим положением... Ну вот, конечно же, след ноги... Такому линолеуму цены нет. Я всегда говорю, почему бы доброму иудею не быть добрым человеком? Размеренная жизнь и деликатность, что может быть лучше? А у вашего сэра Рувима еще и вкусы на редкость простые, словно он не богач вовсе.
– Очень простые, – подтвердила кухарка, – по крайней мере, когда они едят втроем с мисс Рашель... Когда нет гостей. Если бы не гости, я бы совсем разучилась готовить, правда, правда, мистер Бантер.
Тем временем мистер Бантер добавил к своей коллекции ручку зонтика и принялся с помощью горничной завешивать окно.
– Великолепно, – похвалил он ее. – Если бы я еще мог разложить на столе одно одеяло, а другое повесить на вешалку для полотенец, например... О, вы очень добры, миссис Пемминг... Ах, если бы его светлость не требовал от меня работы по ночам. Иногда приходится ложиться в три-четыре, а утром опять вставай и буди его, чтобы он шерлокхолмствовал где-нибудь на другом конце страны. А сколько грязи он приносит на одежде и ботинках!
– Стыдно слушать, мистер Бантер, – сочувственно произнесла миссис Пемминг, – приличные люди так себя не ведут. Хотите знать мое мнение, так джентльмен, а уж его светлость и подавно, должен держаться подальше от полиции.