Каким-то странным образом в нашей семье не было границы отцов-детей. Вообще никаких границ не было. Были дружеские отношения между старшим и младшим поколением. Может поэтому я всегда с теплотой и безграничной любовью относился к своим предкам, которые ни когда не поучали, не настаивали, не заставляли. Никогда не вмешивались в то, чем я зарабатываю, ни разу не решали, кто из друзей мне подходит, а кто нет. Спокойно смотрели на девушек, окружавших меня. Хотя, последние крайне редко появлялись в нашем доме - видимо уже тогда я понимал, что лишь бы с кем родителей знакомить не хочу, а ту, которую готов привести в дом, как будущую спутницу - просто пока не встретил. Хотя, эта единственная уже год как была практически членом семьи.
А родители - просто подсказывали, аккуратно советовали и всегда прислушивались к моим идеям. Пусть даже и нелепым, в силу возраста.
И вот теперь их не стало. Как-то резко, мгновенно, словно резко погас свет вокруг, окутав мраком и холодом окружающего мира.
Я пролежал на кровати вплоть до похорон. Дальше только отрывки воспоминаний - кладбище, женский вой, потом какое-то затрапезное кафе и пафосные речи. А внутри меня пустота. Пустота, выжегшая даже слезы, которых у меня не было. Совсем. И маленькая ярко-рыжая девочка ни на минуту не выпускавшая моей руки из своих холодных ладошек. Хотя, последнее я осознал гораздо позже. В тот время я не видел даже ее.
А она была рядом... Все время боялась оставить меня одного. Хотя, уже на второй день после похорон, раскрыла окна, запуская в комнату теплое сентябрьское солнце, пыталась заставить меня встать с кровати, что-то говорила, даже пару пощечин отвесила. Я абсолютно молча, словно робот, выполнял все, что эта пигалица от меня требовала - будь-то сходить умыться, будь-то поесть, да или просто переодеться. Затем, не обращая внимания на зеленые глаза, наполненные слезами, вновь ложился на родительскую кровать, не забыв прихватить фотографию, на которой мы были с ними еще втроем. Затем опять было кладбище, опять накрытый стол, опять какие-то нелепые разговоры. Только теперь кто-то из родственников решил вывести меня из ступора просто накачав водкой. Последнее удалось, и да, меня привели в чувство. И да, теперь я уже стал обращать внимание хоть на окружающих. Только, видимо, теперь мое опустошенное подсознание решило сыграть злую шутку - я сам напился. Причем так, что не помню как оказался дома. Обрывочные картинки как маленькие ладошки снимают с меня куртку и ботинки, перепуганный голосок, уговаривающий меня лечь в кровать. Уже в мою кровать. А дальше... Дальше, видимо был полный срыв. Я кричал, смотрел в зеленые глаза, наполненные влагой, стекающей по щекам, и кричал. В чем я ее обвинял, за какие грехи досталось этой девочке и именно от меня - так ни кто и никогда не сможет ответить на этот вопрос.
И только утром я нашел записку «Я пыталась. Не справилась. Извини». То ли эта записка, то ли отсутствие необходимого мне тепла, исходившего от этого хрупкого солнышка, то ли резкие образы воспоминаний, то ли несправедливое обвинение, которое Саша возложила на себя, но что-то вывело меня из ступора на следующий день после моего пьяного скандала. Уже бессмысленно анализировать, какая сила заставила меня не просто подняться, а буквально вылететь из кровати и заняться собственным телом и сопутствующим моционом. Как будто неведомый мне кукловод переключил тумблер, заставляя привести себя в порядок и выйти из пропитавшейся противным дыханием смерти квартиры. Хотя тогда я вышел только с единственной целью - найти и извиниться перед зеленоглазым чудом, с уходом которого в буквальном смысле для меня наступила пасмурная и холодная осень.
Я ворвался в школу, в которой училась Сашка, как раз на переменке, начало которой огласил громкий звонок. Запыхавшись, пробежав к кабинету, где у нее должен был быть урок, нервно топтался перед закрытой дверью, ожидая когда учитель, в тот момент еще и ее классный руководитель, выпустит старшеклассников на пятнадцатиминутную свободу. Каково же было мое удивление, когда среди толпы ярко разодетых подростков я не увидел ее. Как оказалось, со слов преподавателя, она не посещала школу все эти десять дней. Пообещав найти Сашку и вернуть в родные пенаты учебного заведения, я, не обращая внимания на изумленные, а порой и откровенно изучающие взгляды ее одноклассников, со всех ног кинулся к ней домой. Но и тут меня ждало разочарование. Пьяная мамаша, рассмотрев кто появился на пороге их квартиры, лишь что-то невнятно пробормотала, махнув рукой в сторону улицы. К ее соученикам идти не имело смысла: во-первых они еще были на занятиях, а во-вторых, Сашка ни с кем из них не дружила. Просто общалась, но не больше - не подпускала к себе никого. Да и они особо не рвались - отпечаток матери - любительницы выпить - давал о себе знать.