До встречи с ней я разучился ждать от людей хоть что-то хорошее. Когда выходил к ним человеком, они относились настороженно и подозрительно, всё время ожидая от меня какого-то подвоха или как минимум воровства. А когда появлялся перед ними собакой, было ещё хуже: от страха они сразу начинали кричать, убегали, пытались прогнать или угрожали оружием. Хотя я не пытался нападать на них и вообще не делал ничего, что могло бы их напугать. В общем, люди всегда виделись мне трусливыми, озлобленными и жадными созданиями, пока я не встретил Мари.
Когда я первый раз её увидел, то она была ещё совсем ребёнком и напомнила мне нескладную нахохлившуюся маленькую птичку. Очень смелую птичку. Она тоже испугалась, как и все, и я прекрасно чувствовал запах её страха. Но то, что Мари заговорила со мной, подарила свитер, накормила, да ещё и спросила моё имя, показало мне, что боится она не так уж и сильно. Её поведение несказанно меня удивило, заставило запомнить запах этой необычной девочки и поинтересоваться её именем в ответ, чего бы я никогда не стал делать при других обстоятельствах. По правде говоря, в ту ночь Мари, сама того не подозревая, оказала мне неоценимую услугу: благодаря ей я вспомнил как меня зовут.
Дело в том, что я слишком много времени проводил в собачьем обличье, потому что так проще выжить в лесу, и постепенно стал забывать свой первый облик. Когда я обратил внимание, что моё человеческое мышление почти полностью меня покинуло, и мне осталось совсем чуть-чуть чтобы особачиться полностью, то стал стараться больше времени быть человеком, ведь человеческий разум мне хотелось сохранить. Но было поздно: я забыл многое, что должны делать люди, забыл своё имя, почти разучился говорить по-человечески и мне пришлось заново учиться ходить на двух ногах.
По началу было очень тяжело, всё время хотелось превратиться обратно в собаку. Но практика показала, что если я не остаюсь в человеческом теле хотя бы половину луны (по-человечески это где-то две недели), то, стоит мне принять собачий облик - теряю все навыки, которые успел вспомнить, пока был человеком. И приходится нарабатывать всё заново. Это создало в моём существовании дополнительные трудности: ведь оставаясь человеком, мне сложно было выживать в лесу и приходилось выходить поближе к людям, а также как-то добывать у них еду (потому что, то, что я ел, когда был собакой, теперь мне не подходило) и одежду (поскольку у меня больше не было шерсти, которая защищала бы меня от ночного холода).
Сначала я пробовал с людьми договориться, но, как уже было сказано, люди относились ко мне подозрительно и старались избавиться от меня побыстрее. Поэтому я просто стал воровать у них всё, что мне нужно, стараясь всячески избегать любых контактов лицом к лицу. Так я и оказался в доме Мари и познакомился с ней. От неё исходило приятное тепло и ещё что-то, что мне сложно описать словами, но из-за чего почему-то хотелось задержаться рядом с ней подольше. Вот это чувство меня и поразило: раньше мне никогда не хотелось рядом с кем-то задерживаться. А её нежный, лёгкий запах сразу врезался мне в память. Но необычные ощущения не помешали мне уйти.
Когда я становился человеком, то взял себе за правило никогда не возвращаться на одно и то же место дважды, чтобы не оставлять людям следов, по которым они могли бы меня вычислить и поймать. Вот потому, несмотря на удивление и признательность за помощь, которые вызвала во мне добрая девочка, я не планировал возвращаться. К тому времени мой очередной двух недельный срок подошёл к концу, я снова мог спокойно жить в собачьем теле и ушёл от людского поселения очень далеко.
Но потом, примерно через тринадцать лун, я, привыкший вести кочевой образ жизни, ненамеренно вернулся в те края и какое-то время жил в лесу, поблизости от той деревушки. Уже не помню зачем я бежал по лесу в тот день, но когда я почуял знакомый запах, приправленный ужасом и дикой паникой, а также смешанный с запахом незнакомых и явно агрессивных собак, то не смог оставить это без внимания. Я помчал по следу так быстро, как только мог и уже на подходе услышал слабые просьбы о помощи. Тут я оценил обстановку, осознал, что силы не равны, но уйти всё равно не смог – ну не мог я не помочь единственному человеку, который был ко мне добр.