- Приберегу тебя на чёрный день.
Я шутливо наставил на него руку в форме пистолета. Он махнул в ответ.
- Давай! Официантка, ещё графин водки.
Я выходил из кафе, в котором звучала музыка, и пьяный полицай танцевал с одной из красоток. А меня ждала грустная тьма и пряная осень. Я не собирался никого убивать, просто неторопливо гулял по пустынным улицам.
Как-то, ещё в институте, пригласил в гости одного приятеля. Мы приехали в субботу на вечерней электричке. Был октябрь как сейчас. Мы вышли на абсолютно пустой станции и окунулись в тишину. Всего семь вечера, но на улицах не было ни души. Над головой растянуло полотно тусклое небо. Серый ветер поскрипывал деревьями, гонял обрывки каких-то бумажек и прочего мусора. Здания казались бесцветными и неподвижными, какими они выглядят, когда рядом нет людей. Мы были, словно последние люди на земле. И казалось, что мы идём не по реальному городу, а среди поблекших декораций фильма ужасов про живых мертвецов. Не хватало только пронзительной тревожной музыки для полноты картины. Мы молчали, друг потрясённо смотрел по сторонам, но минут через десять не выдержал и сказал:
- Ну блин, тут у вас и Твин-Пикс!
Я улыбнулся. Позже я использовал те впечатления для создания атмосферы в романах. Видел бы тот парень город сейчас. С появлением маньяка людей на улицах осенью совсем не прибавилось. Я неторопливо шагал под сводами полуголых деревьев. Рядом по дороге шелестели в обе стороны машины. Призраки мимо призрака в призрачном городе. Подобные прогулки пробуждают во мне поэтические настроения. Жаль я не пишу стихи. Такую тёрпкую негу увядания и одиночества может передать лишь хороший поэт, либо гениальный фотограф.
Спокойствие. Впервые за шесть лет меня оставила снедающая страсть к женщине. Сломанная нога – недорогая цена за чувство печального умиротворения. Я один во всём мире и больше нет якоря, который держит меня и приковывает к земле. Я невесом и практически готов улететь. Левая нога неловко подвернулась, и я досадливо крякнул. Летать рановато, хоть бы ходить нормально научиться.
Свернул направо, дворами короче. Мимо плывут частные домики, дворы обнесены потемневшими от времени деревянными штакетниками. Только пара заборов из кирпича с железными воротами. Иногда задумываюсь. Такой контраст свидетельствует о том, что город угасает или наоборот, он обретает новую жизнь?
По дворам ведёт потрескавшаяся узкая асфальтовая дорожка. Стремительно темнеет, как будто с каждым шагом я подталкиваю солнце к закату.
Я хлопнул железной парадной дверью и застучал палочкой по ступенькам. Свет лампочки на стене тускло блестит на железных боках красного почтового ящика. В прорези видна белая полоска. Странно, почта была днём. Скрипнул окошком. Обычный конверт. Я благодушно повертел его в руках. На лицевой стороне, в графе «кому» печатными буквами написано моё имя. В графе «от кого», стоит «Смирнова Игоря». Ничего необычного. Очередной поклонник с тупеньким чувством юмора. Думают, очень смешно подписаться именем главного героя моих книг.
Я специально дал крутому и взрывному следаку фамилию Смирнов. Сыграл на контрасте. В моих книжках много хохм по этому поводу. Может, помните: «Бойтесь, Смирнов идёт!» или в пятой, где он собирается делать предложение своей невесте «Тяжело тебе будет с таким несдержанным Смирновым...», ну и дальше по тексту. Кому надо, прочтёт. Я не Петросян, но для мрачного триллера юмор подходящий.
Невеста уже перебывала в лапах всех мыслимых маньяков, но осталась невинной. Во всяком случае, так думает сам Смирнов. Те, кто читал четвёртую книгу «След следака» помнят душегуба по прозвищу Голова. Каролина (кто придумал ей такое дурацкое имя!) не стала ничего рассказывать любимому, потому что иначе он бы убил мерзавца и сам сел в тюрьму. Очень трогательно получилось. Хотя, в конце Голова всё равно получил своё на свою больную голову. Точнее на другой орган, но для него без разницы, потому что он думал как раз не той головой… Впрочем не буду, вдруг книгу читают дети.
Ну ничего, возможно моё время настанет. Убью как-нибудь эту сучку, или позволю изнасиловать банде некрофилов, но боюсь, издатель не позволит. Он говорит, читатели должны получить то, чего ждут. Можно подпортить слишком безупречную репутацию, которая изрядно надоела за первые три романа. Но нельзя возводить это в принцип. Если положено спасти прекрасную деву, значит положено спасти. А то романы не будут покупать, ведь книги про маньяков читают в сущности очень романтичные люди с подавленной склонностью к насилию. Вот и приходится, скрепя ручкой, в который раз выручать героиню из лап очередного злодея. Большую часть времени работы над романом я ломаю голову над мотивацией убийцы. Почему он её сразу не изнасилует или порубает на мелкие кусочки, а покорно ждёт пока прибежит Смирнов с пистолетом. Но это так, к слову. На самом деле, открою небольшую тайну. И Каролина, и сам Смирнов, вместе со своим заклятым врагом Снегом (1, 5 и 7 роман)… А вот и не скажу. Вы, наверное, уши развесили, но придётся потерпеть до конца серии. Недолго осталось. Ещё книжек десять-пятнадцать и всё узнаете сами.
Я сунул письмо в карман и поднялся в квартиру. Вспомнил о нём только через пару часов, одну ванну и половину чашки кофе. Я не стал брать палочку. Запахнул халат, нехотя прохромал в прихожую и вытащил письмо из кармана куртки. Письмо тонкое, значит не очередной бестолковый опус стеснительного начинающего автора. И на том спасибо. Сколько раз в интервью говорил, что не занимаюсь чужими литературными карьерами, всё без толку.
В уютной кухоньке я практически живу. Светло, аккуратно. Посередине небольшой круглый столик и удобный стул. Обычно я ставлю здесь ноутбук и печатаю книжки. А большой компьютер в спальне соединяет меня с Интернетом и хранит кучу всяких фильмов, файлов. Короче, рутину и развлечения.
Сейчас на столе одинокая чашка крепкого чая. Я отхлебнул чёрный сладкий напиток и поставил чашку на блюдечко. Она глухо звякнула, а я неторопливо разорвал конверт. Один белый стандартный лист бумаги А4. Одно из двух. Либо «Я так люблю ваши книги! Вы самый лучший автор, даже лучше Марининой», либо «Будь ты проклят УРОД, ты растлеваешь людей. Чтоб ты..." - и дальше куча тёплых пожеланий.
Я развернул бумагу, и чай застрял в горле. От паха к голове пронеслась мгновенная жаркая волна. На лице выступили мелкие капли пота. Я судорожно вытер их рукавом халата и затравленно осмотрелся. Бежевые стены, белый кухонный гарнитур. Всё как обычно. Я вскочил и подошёл к окну. Напрочь забыл о ноге и даже не чувствовал боли. За окном непроглядная тьма, сегодня не включили фонарь. Я напряжённо всмотрелся в черноту, но тьма не ответила мне. На этой стороне пустырь. Я задёрнул штору и вернулся за стол.
Крупные печатные буквы, чёрные в белоснежном свете мощной энергосберегающей лампы. В других комнатах лампы гораздо слабее, а здесь я пишу и не хочу испортить зрение раньше времени. Обычные слова, но смысл наполняет их мрачными тенями. Вокруг листа сгустилась мёртвая аура. Так выглядят смертные приговоры. Мои зубы сжались, а губы стянуло в тонкую полоску. Нельзя так распускаться. Я прищурился и перечитал записку ещё раз.
МРАЗЬ! ТЫ ДУМАЕШЬ, ЗАМЁЛ ВСЕ СЛЕДЫ?
Я ЗНАЮ О ТЕБЕ.
ТЫ УБИЛ ЕЁ И БУДЕШЬ НАКАЗАН!
ЗА НЕЁ И ВСЕХ, КОГО ТЫ ОТПРАВИЛ В МОГИЛУ!
В СВОЁ ВРЕМЯ ТЫ УМРЁШЬ, НО ВНАЧАЛЕ ПОИГРАЕМ.
ТЫ НЕ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ УМЕРЕТЬ БЫСТРО.
Я СЛЕЖУ ЗА ТОБОЙ. Я ВСЕГДА РЯДОМ.
ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ О ЖИЗНИ И БУДЕШЬ ЗВАТЬ СМЕРТЬ.
ОНА НЕ ЗАСТАВИТ ЖДАТЬ.
Бумага мелко задрожала. Я разжал руки, и листок беззвучно опустился на стол. Вот и конец. Я ждал разоблачения рано или поздно, но до чего же несправедливо, что это произошло именно сейчас. Я, наконец свободен от любви, но свобода обернулась провалом.
Я сжал кулаки, так что они стали тугими как резиновые перчатки. Выдохнул и несильно стукнул по столу. Чашка звякнула, а ложечка упала с блюдца, капнув тёмным на белую скатерть. И это разъярило меня ещё больше.