- Меня уже давно мало что волнует, - отпил глоток, поставил обратно на стол. – Исключительно творчество.
Она помотала головой.
- Никогда не поверю. Ты смотришь на меня как мужчина, а не одинокий затворник.
Я улыбнулся.
- Это плохо?
- Это не неплохо, но и не плохо, - она вдруг протянула руку и накрыла мою ладонь. Серьёзно посмотрела на меня. – Прости. Нет, честно прошу прощения. Не умею работу дома оставлять.
Она убрала руку, но пар во мне успел осесть на стенках черепа водяной пыльцой и сейчас равномерно впитывался обратно в нервную систему.
- Давай так, - она смотрела на меня так, словно в голову ей пришла гениальная идея. – Последний вопрос и мы идём танцевать.
- С этим? – я кивнул в сторону палочки, прислонённой к столу.
- Просто потопчемся.
Только теперь я обратил внимание, что уже давно поёт певец на эстраде в другом конце зала. Кучка людей пьяно колышатся по полу. Почему нет!
- Задавай. Только несложный, а то я перепил сока.
Она улыбнулась.
- Очень простой. Расскажи самый печальный случай в своей жизни.
Я задумался. Ну не про смерть же Метельцевой ей рассказывать. Но у меня есть одно воспоминание, которым я никогда ни с кем не делился. Второе из трёх. Возможно, пришло время.
- Договорились. Но ты сама напросилась. Это одна из тех историй, которые много значат для самого человека, но вгоняют в сон собеседника.
Она отпила шампанского и весело посмотрела на меня.
- Я рискну.
- Был тёплый летний вечер, и казалось, ничто не предвещало беды.
- Звучит интригующе, - улыбнулась Кристина.
- Это был мой выпускной вечер. Мне семнадцать лет. Я одет в шикарный костюм и впервые в жизни действительно нравлюсь самому себе. Вся площадь перед школой забита людьми. Дети, учителя, родители. Тёмное небо над головой, площадка освещена фонарями. Мы с двумя друзьями уже хорошенько подвыпили, но только для веселья. И мне кажется, что это самый радостный день в моей жизни. Школьная каторга окончена и меня ждёт великое будущее. А сейчас рядом классные друзья, звучит музыка, люди вокруг веселятся и танцуют, прямо как сейчас. Только лица ещё свежие и юные.
И вдруг я обнаруживаю себя в абсолютном одиночестве. Я пропускаю момент перехода, но рядом больше никого нет. У обоих моих друзей обнаружились более интересные друзья, чем я. Но я не унываю и не собираюсь навязываться. Всё равно приятно. Я купаюсь в чистых волнах молодой надежды и счастья.
И вот я стою у стены, улыбаюсь, смотрю на весёлых пьяных людей. Перекидываюсь словечками и фразами с мелькающими туда сюда одноклассниками. И тут фантастика, подходит девушка, которая мне нравилась в школе. Приглашает танцевать. Невероятно! Я почувствовал себя королём вечера.
Какое то время мы кружимся в танце, а потом она вдруг смеётся и убегает посреди песни. Я пожимаю плечами. Что возьмёшь с пьяной девушки на выпускном вечере. Но что-то изменилось вокруг.
Я не мог понять, что меня смущает. Огляделся и вдруг ясно осознал, что никому здесь не нужен. Никому нет дела до меня. Включая моих так называемых друзей, этой девушки, других девушек. Просто никому. И тут я вспомнил, что в школе никто даже не замечал, если я прогуливал уроки. Я мог долго стоять в какой-нибудь компании, и никто меня в упор не видел. Друзья предавали при первой же возможности, а девушки только смеялись, потому что я был неловким и застенчивым.
И вся эта весёлая шумная толпа отдалилась от меня. Будто смотрю кино. Я перестал чувствовать себя частью людского мира. Как рыбка, которая выпрыгнула из воды, но обратно уже не нырнула. А продолжала летать над волнами, разглядывая косяки вчерашних друзей через толщу воды.
И нет никакой разницы, жив я или умер. И никто не заметит моего исчезновения, как не замечают присутствия.
Я развернулся и ушёл. Было без двадцати час ночи. Забавно, ведь в своё время я родился без двадцати час дня.
За столом повисла тишина. Я допил сок, чтобы залить пересохшее горло. Пожал плечами. В глазах журналистки мерцали тёплые загадочные искры.
- И это всё? – спросила она. – Это самый грустный день в твоей жизни?
Я снова неловко пожал плечами.
- Я же говорил, это очень личная история. Моё самое печальное воспоминание, потому что в тот вечер я прозрел будущее. Увидел всю свою жизнь наперёд. Кристально чётко понял, что всегда буду одинок и несчастен. И оказался прав, - я улыбнулся. – Ну а теперь танцы.
Мы вышли в круг танцующих, и я видел завистливые взгляды других мужчин. Я обнял девушку, и мы тихонько переминались с ноги на ногу, как она и обещала. Впервые за долгое время получал удовольствие от общения с женщиной в традиционном понимании этих слов.
Я сжимал её в объятьях, когда понял, что ей не нравится танцевать со мной. Она не напрягалась, не отворачивала лицо, но я всей кожей чувствовал её усилие оставаться приветливой. Я натянуто улыбнулся. Играла музыка, зал полный довольными смеющимися людьми. И мне всё время кажется, что Теплова сейчас вырвется из моих объятий и смеясь убежит. И люди за столами перестанут есть, и начнут тыкать в мою сторону ножами и вилками, хохотать надо мной. И танцующие прекратят своё кружение, и будут показывать на меня пальцами. И даже музыканты опустят инструменты, и станут издевательски смотреть на меня. А молодой худой певец скажет в микрофон.
- Вы только посмотрите на него. Неудачник, позорище. Он до сих пор кружит на своём выпускном вечере. И кружит и кружит. Потому что ничего ему больше не остаётся. Он обречён, господа и дамы. Да да, обречён. Он будет кружить вечно.
На лбу выступила испарина.
- Извини, мне нужно отлучиться.
Я долго стоял в туалете, выравнивая пульс и сжимая кулаки. Если бы мои зубы были чуть помягче, я бы разгрыз их и выплюнул. К счастью, я уже был сыт.
Когда я вернулся, Кристина стояла на танцполе и хмуро пыталась отстраниться от плотного улыбчивого мужичка в белой рубашке с короткими рукавами. Черноусый, с прилизанными волосами. На его лице блестел пот, в уголке губ блестел золотой зуб. Он весело хватал девушку то ли за талию, то ли за ягодицы, попадая руками всюду, куда получалось достать.
- Да ладно, давай ещё потанцуем, - тянул он. – Чё ты!
Где-то я его физиономию видел. Ах да. Бизнесмен, депутат городской думы. И что важнее всего, из окружения Еланцева. Чего ему в «Замке» не сидится! Чёрт бы его побрал! Оно мне надо! Я уже хотел было пройти мимо, но тут Теплова повернулась и посмотрела прямо на меня. Безучастно, словно я пустое место. Вот сука!
- Эй, приятель! Девушка не с тобой пришла! – я взял его за плечо.
Он резким злым рывком сбросил мою руку и крутанулся на пятках. Я невольно отшатнулся.
Я ожидал услышать сакраментальное:
- Зато со мной уйдёт.
Вместо этого он побелел от ярости, и казалось, сейчас зашипит как раскалённая сковородка от прикосновения сала.
- Ты, сука, руки помой в последний раз! - М-да. Каков поп таков и приход. Друзья у Еланцева соответствующие. Между тем он продолжал, надвигаясь на меня. - Петух тебе приятель. Начинай локти кусать, гнида.
Но так как я не отступал дальше, он тоже остановился. Вокруг него полыхал белый, лёгкий жар бешенства. А в моей голове закружили красные осенние листья. Кружили, кружили, кружили. И падали, падали, падали.
- Твои локти или свои? – поинтересовался я.
Он дрогнул веками и надул щёки, но толкаться не решился. Поверхностный жар откровенного психа.
- Я тебя падла на цепь посажу. Будешь дерьмо жрать и спасибо говорить.
На мои глаза мягко опустились сумерки. Рука невольно сжала воздух, но трость с клинком внутри осталась прислонённой к стулу.
- Спасибо партии за это, - сказал я. – Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить.