Она вполне симпатичная, я же не мазохист какой-нибудь. Директор единственной в городе библиотеке. Остальные четыре закрылись ещё в девяностые. Я несколько раз выступал там перед читателями, и каждый раз она меня окучивала энергичным назойливым вниманием. Она вбила себе в голову, что хочет замуж за писателя. Я не поощрял её фантазии, но и не обрубал концы окончательно. Всегда полезно иметь при себе готовое алиби. Вот и пригодилось.
Она отпила вина, и её глаза на мгновение затуманились. Челюсти чуть дрогнули для зевка, но она сдержалась. Крепкая особа. Я растолок в бутылку таблетку димедрола, а ей хоть бы хны. Но химия и спирт совместными усилиями начали одерживать верх. Самое время. За окном давно стемнело. Моросит мелкий дождик. А мы в уютном тепле за бутылкой вина и пора переходить к постельным процедурам.
- Давайте потанцуем.
Она нетвёрдо встала. Мы прошли в зал, и я включил музыкальный центр. Полутьма, горит только бра на стене. Танцевать ей в тягость, но она твёрдо решила приятно провести вечер, чего бы это ей и мне не стоило.
- Ох, кажется я выпила лишнего.
Под мелодичную музыку я прижал её к себе и поцеловал. Ещё чуть-чуть.
- Нет, нет, - она вдруг отстранилась.
Я недоумённо смотрел на неё. То на шею вешалась, то решила в недотрогу поиграть. Она вдруг зевнула.
- Извините, это на меня так погода действует. Осень навевает сонливость.
Я улыбнулся.
- Ничего. Осень на всех странно действует. Давайте присядем.
Я увлёк её на диван и тут же снова начал целовать. Я не дам алиби ни малейшего шанса. Не могу же я возиться с ней полночи.
Она вяло отжималась, но я был настойчив. До спальни не судьба добраться, придётся раскладывать её прямо здесь. Её губы мягкие, но не очень вкусные. Вроде бы и грудь хорошая, на ощупь приятная, но будто резиновая, хотя и натуральная. И вся какая-то пресная оказалась. То ли от димедрола, то ли натура такая.
Я всё же приложился к ней разок, но только для дела. Она должна запомнить, что мы не только поэзию Мандельштама с ней обсуждали. Под конец она счастливо захрапела, и я с облегчением отвалился.
Торопиться не стоит. Я прикрыл её простынкой, принял душ и посидел чуток в кресле. Всё-таки женщины – чистые пиявки. Даже такая непритязательная барышня все соки из меня вытянула. А ведь мне ещё на работу. Я покачал головой. От баб одно зло. В мёртвом виде они мне нравятся гораздо больше, не надо ублажать. Ткнул ножом и смылся. Красота! Я невольно посмотрел на спящую библиотекаршу. Без одежды она выглядела вполне привлекательно. Грудь совсем не вялая, белая, довольно упругая. Обнажённая нога торчит из-под простынки вполне аппетитная, даром, что я не Ганнибал Лектер. Так почему же мне с ней скучно, со всеми ними так невыносимо скучно. Может это я пресный?
Моя рука невольно сжалась, вспомнив рукоять ножа. Но нельзя, нельзя. Алиби должно быть живоё, а не мёртвое. Острое чувство под ложечкой стало совсем невыносимым, но я отвернулся и вперился в пустой экран телевизора. Не время, не время. Потерпи чуток. Я улыбался.
Через час я оставил мирно спящую библиотекаршу и вышел в ночь.
Под крышей подвала живёт котёнок. Недавно кто-то выбросил. Парочка сердобольных гражданок подкармливают его, но домой брать никто не торопится. Я протянул руку, из-под шифера выглянула острая мордочка. Понюхала сырой воздух, шевеля длинными тонкими усами. Я взял его за шкирку и вытянул наружу. Осмотрел. Под козырьком соседнего подъезда горит лампочка. Вроде бы не сильно грязный. Я обхватил котёнка рукой. Обычный, короткошерстный, полосатый, с яркими зелёными глазами. Он беспомощно шевелил лапками. Я чувствовал ладонью его худенькое тельце. Он негромко мяукнул. Я сунул его за пазуху. Мой пропуск.
В гараже взял большой кусок полиэтилена, сунул в багажник. Достал из тайника нож, тот самый с рукоятью в форме женской фигуры.
Дорога заняла немного времени. Я оставил машину в тёмном переулке напротив гостиницы. Фонари уже не горят. Хорошо. Будет легко перетащить труп. Окна в номере Тепловой погашены. Тоже неплохо.
Я вынул из багажника полиэтилен и сунул за пояс. Поднял воротник и натянул на голову маску из лыжной шапочки с прорезями для глаз. На бок прицепил ножны с финкой. Я готов.
Дождь закончился. По дороге сновали редкие автомобили. Просто волна приближающегося, потом удаляющегося звука, подсвеченная фарами. Свет мельком мазнул по мне, но не причинил вреда, не смог выделить из ночи.
Я быстро пересёк улицу и приблизился к стене гостиницы. Несколько окон ещё горели, создавая некую подсветку, но к счастью в стороне от нужного балкона. Там царила прекрасная тень. По решётке окна первого этажа я дотянулся до балкона Тепловой. Подтянулся на железных прутьях, осторожно взялся за перила сбоку. Выглянул. Окна тёмны и пусты, я был почти бесшумен. Медленно встал в полный рост, перелез через перила.
Около десяти минут я терпеливо ждал. Стоял посреди мёртвого мира. Вчера он умер для меня, стал безжизненным как открытка. Я больше не чувствовал дыхания осени, полуночного шелеста дремлющих деревьев. Они превратились в грубо нарисованные декорации дешёвого фильма. Я перестал быть Осенью и осень перестала быть моим прибежищем. Но я знаю, как вернуть жизнь в тусклый мир. Ненадолго придать объём и краски блекнущей реальности. Есть способ. Старый проверенный трюк с ножом. Я умею делать трюки. Голова восхитительно пуста, но внутри горит огонь неутолимой жажды. Страсти быть живым.
Всё тихо. Я не стал дёргать ручку двери. Бессмысленно и шумно. Зачем! Она сама выйдет ко мне.
Котёнок сонно мурчал во внутреннем кармане. Я вынул его на тьму божью. Он слабо мявкнул. Слишком слабо. Я вынул нож, взял за лезвие и рукояткой стукнул зверька по задним лапкам. Заодно уверенность, что не убежит. Котёнок заплакал, я даже удивился. Не замяукал, не заорал, а тоненько, заунывно захныкал.
Я опустил его на пол балкона, он попытался ползти на передних лапках, неуклюже вытягивая передние, тонкие, как у мохнатого паука. Падал, снова приподнимался. Я стал на перила балкона, готовый скрыться при малейшем признаке активности. Ничего. Всхлипы маленького кошака в ночной тишине слышны на десятки метров вокруг, и до меня только сейчас дошло, что выглянуть может не Теплова, а кто-нибудь из соседних номеров. Но никому не было дела до страдающего животного ребёнка. Включая храбрую охотницу на маньяков.
Я удручённо покачал головой. Неужели эта бессердечная сука не выглянет! Противно смотреть на людей, совсем оскотинились.
Прошло несколько минут. Ни ответа, ни привета. Я даже слегка растерялся, когда в комнате вспыхнул свет настольной лампы. К балконной двери зашлёпали босые ноги. Я молниеносно подтянулся на руках, взобрался по решётке на балкон этажом выше, но не забрался внутрь, а приник к его железному боку.
Снова потянулись томительные минуты. Готов спорить, она сейчас смотрит на маленького беззащитного котёнка через стекло. Тот подслеповато щурится на внезапный свет, смотрит на девушку и его хныканье становится ещё пронзительнее. Но она не решается открыть, хотя не видит меня. Неужели чувствует опасность? Тогда дело совсем плохо. Но нет. Я слышу, как щёлкает замок. Дверь скрипнула.
- Как же ты здесь…
Я обрушился на неё сверху. Она сидела на корточках, в короткой ночной рубашке. Светя голыми коленками и распущенными русыми волосами. Она только начала поворачивать голову, когда я обрушил тяжёлую рукоятку ножа на её затылок. Она стала заваливаться набок, я подхватил её и потащил внутрь. Тяжёлая зараза. Она застонала и напряглась. Мало получила. Я бросил её на пол и двинул кулаком в висок. Не слишком сильно, чтобы не убить.
Потянулся к двери, и увидел кошака, который целеустремлённо ковылял на передних лапках в открытую комнату. Очухался зараза! Я закрыл дверь перед его носом и обернулся к Тепловой. Лежит, как миленькая.