Полицейский как обычно занял у меня пару штук до получки, хотя ещё ни разу не вернул. Но я не напоминал и раскошелился без вопросов. Информацию я получаю по дешёвке. После он засобирался и ушел на свой законный выходной.
Наконец-то я остался один. Ничто меня так не утомляет как общение. Особенно с дураками. И давайте только откровенно, никого не хочу обидеть (вру, хочу обидеть всех), но ведь вокруг сплошные идиоты. Дурак на дураке сидит и дураком закусывает. Даже Теплова, вроде бы неглупая баба, но и та дура дурой. А больше и вспомнить некого. Не Лошакова же. Есть, конечно, фантаст Лукьяненко, но он заболел мудростью. Тяжёлая форма понимания жизни. А как только в творческого человека вселяется вечный дух царя Соломона, пиши пропало. (Вы не видите, а я сейчас расстроено качаю головой). Был человек, да весь вышел. Даже экзорцизм не поможет. Что ни говори, а творец должен быть Сократом, а не Соломоном. Не осталось умных людей в стране. Тяжко мне одному (вздыхаю, пока пишу эти строки).
С другой стороны, пребывание в стране дураков имеет свои преимущества. Грех жаловаться. Не скажу, чтобы я сильно волновался, но теперь успокоился окончательно. Даже посидел немного за ноутбуком, но не написал ни строчки. Этой осенью у меня случился небольшой творческий кризис. Дел по горло, писать некогда. Неудивительно, что писатели не хотят идти в маньяки. Бесплатная работа по ночам, да ещё с отрывом от производства. Короче, писатели просто лентяи и жадины. Я не такой. Но и на старуху бывает старик. Заклинило. Я промаялся весь день.
А вечера я провожу сидя в кресле. Я больше не смотрю телевизор, не слушаю радио, не читаю. Включаю маломощный светильник на стене и долго сижу в полутьме, предаваясь грёзам. Или вообще ни о чём не думаю, мне и так хорошо. А поразмыслить было о чём. В мой упорядоченный мирок вторгся хаос.
Непорядок получается. В моей сказке не бывает чудесных спасений. Бабы дохнут – это нормально. Бабы спасаются – это из другой книжки. В моём сочинении такой лажи не может быть в принципе, не предусмотрено сюжетом. Непорядок. Но ничего не поделаешь, я ведь не сумасшедший идиот из американских фильмов, который преследует героиню даже в больнице. Что за глупость! Зачем? Мало баб кругом? Хотя конечно жалко дуру, так и будет жить теперь уродиной. Умереть – было бы лучше для неё. И мужа её жалко, если таковой существует в природе. Лучше бы ему лечь вместе с ней в сыру землю матушку. Чего-то меня сегодня потянуло на эпический слог. Хорошо это, ничего не скажешь.
С другой стороны, идея цепляла всё больше и больше. А почему бы собственно нет! Кто меня остановит! Посмотреть в её бесстыжие глаза. Что ни говори, а я настоящий человек. Я не прячусь за высокопарные слова, не ищу себе оправданий. Просто честно и с энтузиазмом делаю своё дело. Для души. Я не притворяюсь добрым. Я такой, какой есть и не боюсь быть собой. А они все считают себя добренькими, а ведь сволочь на сволочи сидит и сволочью закусывает. В спину стрелять! Хм. Непорядок. Поэтому они все меня ненавидят. Они вынуждены притворяться всю жизнь. А я свободен. Я навсегда свободен.
Добить контру прямо в психушке. Эта мысль была такой… неутолимо притягательной. Такой сладкой… И такой тупой! Нет уж, оставим подобные выкрутасы глупым американским маньякам. Это меня пока не подозревают, считают анонимки глупыми наветами. Но если я зарежу девицу в Ореховской психушке (а, клянусь всемогущим Вордом, это можно выполнить) полицаев так вздрючат, что они поневоле вспомнят об одном симпатичном типе, который пишет книжки про маньяков. К тому же, она наверняка под охраной. Это не очень большая проблема, учитывая профессиональные навыки полицаев мейд ин Раша, но убийство парочки стражей непорядка определённо привлечёт внимание властей к уровню преступности в Ореховской губернии. А это нам не надо. Пусть всё течёт своим чередом. Но даже если бы не было всех этих незначительных, но прискорбных препятствий, оставался последний и самый важный. Таинственный кайфолом.
Он следил за мной до гостиницы, и не надо много ума понять для чего я туда пришёл незваным гостем. Явно не серенады петь. Прокрался на балкон моим путём, потом в комнату, пока я трудился над журналисткой. Хотел на меня внезапно напасть гад. Хорошо, что я его вовремя почувствовал. А потом дело техники. Пока я искал его на балконе, он стоял за дверью ванны. Чего я сразу не догадался туда заглянуть! Схватиться в открытую не решился, но подгадил как мог. Наверняка ухмылялся гад, когда верёвки на Тепловой перепиливал. И свалил по тихому, пока я за ней по всему коридору гонялся. Хитрый мерзавец, но трусоватый. Одно радует, у него нет пистолета, иначе бы ещё у гостиницы порешил меня как врага народа. Готов спорить, стоял где-нибудь в темноте и смеялся надо мной.
Кулаки на подлокотниках сжались. Мир вокруг потемнел. Я сам налился чернотой. Попадись он мне! А ведь и попадётся, никуда не денется. Но позже. Сейчас слишком много полицаев в городе. Много суеты и шума. А я несуетливый человек. Совсем не.
Я улыбнулся.
Ну что ж, горю нетерпением познакомиться с безымянным героем поближе. И очень скоро. Я приготовлю ему особого котёнка.
Глава 12
А пока я решил подновить свою легенду и немного отдохнуть. Напомнить о себе полузабытым друзьям-товарищам. Я вызвонил обоих в «Смородину» на маленький сабантуй. Они не стали капризничать, тем более за мой счёт.
Не удивляйтесь. У меня действительно есть пара друзей. Я их держу для маскировки. Всегда полезно в разговоре ненавязчиво ввернуть «Мы с друзьями», «Один мой друг», ну и прочую лабуду в том же духе. Вызывает доверие. Особенно если находятся общие знакомые. Что касается так называемых друзей, то я вижусь с ними не больше двух-трёх раз в год. К их счастью. Если бы виделись чаще, я бы давно закопал их трупы в ближайшем лесу. Судите сами.
Антон Камушкин – обычный непризнанный гений. Высокий, худой, патлатый. Работает на какой-то мелкой должности в государственном учреждении. Получает столь же мелкую зарплату. Ходит в свитере и джинсах, постоянно бывает небрит и рассеян. Клинический случай. И ладно бы он ограничился вялотекущим алкоголизмом как другие уважающие себя непризнанные гении, но ему этого показалось мало и в тридцать три года, возрасте Христа, он возомнил, что пришло время написать шедевр. Стать вполне себе признанным гением. Он угробил пять лет жизни (из-за вредного влияния пива и водки, а не глубоких мыслительных процессов) и, наконец, выдал долгожданную нетленку. Причём, он умудрился дать роману удивительно глупое название – «Раб Божий». Однако, сам он находит в нём неизъяснимую для простых смертных мудрость и глубину. Не удивлюсь если дома, в одиночестве, он ласково прижимает к себе ноутбук с маленьким текстовым файлом внутри и вкрадчиво шепчет «моя прелесть». Так мы и познакомились. На одном из творческих вечеров в городской библиотеке, он скромно подошёл и неуверенно протянул флешку со своим долгожданным «шедевром». Я попытался ему объяснить, что не читаю чужих рукописей и даже свои не перечитываю, но он был неумолим. И я сдался. Роман не то чтобы плохой, там даже есть какой-никакой сюжет, но сразу видно, что автор любит выпендриваться и умничать. В идеале книжка могла пойти на корм очень среднему классу, который любит псевдоинтеллектуальную прозу «с претензией». Мураками, Коэльо, Пелевина и прочих классиков для бедных. Но и то вряд ли. Я предупреждал, что такие книги печатают, только если имя автора может обеспечить тираж. Уговаривал его хотя бы сменить претенциозное название. Но он упёрся как баран. Всё получилось, как я предсказывал. Его книгу с разной степенью грубости отфутболили семь издательств. После этого он ещё больше уверился в своей гениальности и окончательно запил. Я честно советовал ему написать детектив или модное городское фэнтези на худой конец, но он отверг моё предложение с искренним негодованием. С тех пор дружим. Два единственных писателя славного города Бобров-Камышина, который не на каждой карте обозначен. Причём, он искренне верит в мою обязанность поить его бесплатно, притом, что сам я не пью. Дармовую выпивку он считает моральной компенсацией за то, что меня бездаря печатают, а его гения нет. Восстановление вселенской справедливости. Я не возражаю. Я ведь не жадный.