На следующее утро, я проснулся раньше, чем Холи. Вспомнив события предыдущего дня, а особенно ночи, я понял, что после непонятных событий в зале, у меня появилось странное ощущение. Его было очень трудно интерпретировать, этим оно напоминало прошедшую головную боль, к которой уже успел привыкнуть: вроде бы ничего не чувствуешь, а что-то явно изменилось. Я подумал, что вообще настроение человека есть сумма наложенных на него временем усталости и разочарований, к которым он со временем привыкает. Для каждого человека существует индивидуальное состояние, которое можно считать нормальным, но только для него. Если настроение приговорённого к пожизненному заключению и за долгие годы привыкшего к этому и ставшего, например вырезать поделки из дерева (то есть адаптировавшегося к тюремным условиям), взять и каким-либо способом передать человеку привыкшему к своему счастью, то он погибнет от разрыва сердца. Если же уровень счастливого человека приложить к этому же самому уголовнику, то тот умрёт как крыса, которой электрическим током перестимулировали центр удовольствия в головном мозге. Единственной проблемой является то, что уголовник и счастливец, испытывая крайние по шкале счастья состояния, чувствуют себя в них одинаково. Это значит, что жалеть бездомную собаку, выросшую на улице и прожившую там всю жизнь, настолько же бесполезно, как жалеть человека за то, что у него нет собственной станции метро, или чего-нибудь подобного.
Конечно, всё вышесказанное не является подтверждением теории о том, что не надо стремиться сделать что-то в своей жизни, так как счастья не станет больше от того, что появится пара миллионов долларов. Для человека не важен тот уровень счастья, на котором он находится. В большинстве случаев, для человека важен знак производной изменения этого уровня. То есть если зам. зав. прачечной станет просто зав. прачечной, то он будет в этот момент намного счастливей, чем министр, внезапно ставший зам. министра.
В нашей стране не даром в перестроечное время в несколько раз вырос уровень самоубийств. Ведь для миллионов людей, производная счастья приняла гигантское отрицательное значение.
От своих мыслей я очнулся на кухне, когда вылил в сахарницу полстакана кипятка, хотя приготовление сахарного сиропа вовсе не входило в мои планы. Я вылил сироп в раковину, но вскоре пожалел об этом: сколько я ни искал во всех предметах кухонной мебели, хоть чем-то напоминавших шкаф, ничего похожего на сахар обнаружить не удалось.
С горя я налил себе стакан воды и выкурил первую сигарету, перемежая затяжки с крупными глотками, что вызвало довольно много неприятных ощущений у моего пустого желудка, зато довольно сносно справилось с желанием курить, да и заодно с чувством легкого голода.
Когда я, с гримасой отвращения на лице, давил в пепельнице окурок, сдувая дым, чтобы тот не попал мне в глаза, на кухню вошла Холи.
На ней всё ещё была её розовая ночная рубашка, хотя волосы она уже успела причесать.
-Интересно, зачем ты куришь, если это так противно? - спросила она, не проходя в кухню, видимо, чтобы не дышать дымом, всё ещё плававшим пластами в метре от потолка.
-Нравится, - ответил я.
-Единственное, что тебе нравится, это выглядеть человеком, имеющим силу воли и контролирующим своё поведение. Я думаю, что если бы тебя посадили на раскалённый железный кол, и ты понял бы, что тебе оттуда не слезть, ты рассказывал бы всем проходящим мимо, что сидеть на раскалённых кольях - твоё самое любимое занятие.
-А я-то думал, что сегодня ночью ты окончательно уяснила для себя, какое занятие у меня любимое, -я использовал второй способ ухода от неприятных для меня разговоров - перевод темы.
Холи засмеялась, вошла на кухню и села на табуретку по другую сторону стола. Я заметил, что её волосы стали заметно светлей. Можно было, конечно, списать это на утреннее солнце, чьи яркие, но почти не греющие лучи заливали всю кухню ярко оранжевым светом, но даже солнце не могло объяснить те изменения, которые произошли с её лицом. Оно, словно, приобрело завершённость, стало совершенным. Именно совершенным, хотя обычно считается, что совершенство человеческого лица, есть всего лишь полное соответствие нормам, заложенным в обществе. Когда я смотрел на её изменившееся лицо, я испытывал странное ощущение, что это и есть норма, но не та норма, которая принята на данный момент. Я каким-то странным образом понимал, что вижу перед собой идеал красоты, существовавший тогда, когда современный человек ещё даже не планировался природой как биологический вид.
Холи изменилась не только внешне. Её голос стал мягче, теперь он звучал плавно и несколько нараспев. Такую речь я слышал у очень ограниченного числа людей, в основном, тех, которые нашли то, что искали, или добились того, чего хотели, что, в сущности, одно и то же. Это была уверенность, но не упрямая уверенность человека, желающего чего-либо добиться, а уверенность, убеждённая в том, что всё идёт так как должно и не может быть по другому.
То же самое, только в несколько меньшем масштабе произошло и со мной. До этого я, охваченный подсознательным страхом и интересом перед всем сверхъестественным, пытался понять разумом, как одежда может светиться, как статуи могут рассыпаться в пыль, как можно оживить человека, который родился задолго до начала известной человечеству истории, да и вообще осознать, что же всё-таки происходит. Теперь же я понял, что всё, что происходит, не имеет значения. Имеют значения не события, происходящие с человеком, а его отношение к этим событиям. Я понял, что если бы мне было известно, что я встречу Холи, но мне сказали бы, что после этого дня, в мою голову вобьют большой ржавый гвоздь, то я бы всё равно согласился, не раздумывая ни секунды. Именно это осознание собственного счастья, когда не надо ничего ждать от будущего и ни на что надеяться, сделало меня абсолютно спокойным. Это было удивительное и непривычное мне состояние, так как это спокойствие не было обыкновенным, внешним спокойствием, которое мне доводилось испытывать и раньше, это было внутреннее спокойствие, мне казалось, что какая-то дыра, какой-то омут моего сознания исчез, и холодный ключ, бивший из него, иссяк, запретив доступ негативных переживаний на глубину моей души. В тот момент, когда я сидел и смотрел на Холи, я, конечно, не переводил все свои ощущения в слова, оценка происходила позже.
Внезапно Холи повернулась к столу, положила локти на столешницу и сказала:
-Я знаю, что мне всё равно придётся объяснять тебе, что произошло вчера, хотя ты, скорее всего, ещё не опомнился настолько, чтобы додуматься об этом спросить.
Мне не оставалось ничего, кроме как кивнуть.
-То, что произошло вчера, лучше всего назвать свадьбой. Так что я тебя поздравляю, -она немного помолчала, словно пытаясь что-то сформулировать, а потом продолжила, -Правда, это было немного не то, что ты привык понимать под этим словом. Да и цель у этого мероприятия была немного другая. Всё, что происходило с тобой здесь, следовало одной цели - возродить в тебе Рапмана Ну. Было предпринято несколько попыток, следуя предсказаниям древней книги Рапмана, но эти попытки не привели ни к чему.
-Но почему вы не знали, что они не приведут к успеху, если о них было написано в древней книге? - Сказав это, я понял, что не очень-то сильно изменился из-за вчерашнего события, так как способность задавать каверзные вопросы никуда не делась.
-Существует некоторый свод правил обращения с этой книгой. Одно из этих правил гласит о том, что никто не имеет права переворачивать следующую страницу, пока то, что на ней предсказано не произошло. Книга предназначена не для того, чтобы кто-то мог знать будущее, тем более, что она отражает в своих текстах последовательность событий, происходящую при условии, что никто не знает, что будет. Если кто-то с помощью этой книги узнает будущее, само будущее изменится и книга утратит свой смысл и станет просто одним из некогда возможных вариантов развития событий.
-Тогда какой в ней смысл, если с помощью неё нельзя предсказывать?
-Эта книга предназначена не для предсказаний, она лишь трактует события так, чтобы читающий её мог понять смысл происходящего.