В своем кабинете Дмитрий первым делом включил компьютер. Утро у него всегда начиналось с просмотра сводок мировых и российских информационных агентств, со знакомства с основными деловыми и политическими новостями, способными повлиять на котировки акций, на ситуацию на фондовом рынке в целом. Однако в этот раз ему никак не удавалось сосредоточиться: он постоянно смотрел на часы, вставал, подходил к окну, ворошил бумаги на столе.
В девять пятнадцать появилась Лучанская. Она заглянула к Дмитрию, поздоровалась и спросила: не надо ли чего-нибудь? А через пять минут принесла ему кофе.
Ровно в десять к Есехину на традиционное утреннее совещание зашли Бершадский и Прядко. В этот раз их встреча была гораздо короче, чем обычно, так как Дмитрий сослался на чрезвычайную занятость и попросил обсуждать только самые важные вопросы: «Все, что не горит, давайте отложим на завтра», — заявил он. Но на самом деле ему очень не хотелось, чтобы в его кабинете кто-то находился, если Варя все же позвонит.
Впрочем, когда совещание уже вроде бы закончилось, произошла небольшая заминка.
— Что-то еще? — поинтересовался Есехин, поднимая глаза на остававшихся в креслах компаньонов.
— Знаешь, — сказал Бершадский, — в воскресенье Макс приезжал ко мне на дачу. Мы болтали о делах и, не сговариваясь, высказали одну и ту же мысль: нам нужно подумать над среднесрочной, а может быть, и долгосрочной стратегией компании. Заглянуть, так сказать, за горизонт.
Заявленная тема тянула на многочасовую дискуссию.
— Вас что-то беспокоит?
— Не то чтобы беспокоит… — вставил осторожный в оценках Прядко, — но перестраховаться никогда не помешает. Все у нас идет слишком хорошо, чтобы так продолжалось бесконечно. Когда-нибудь рынок провалится, причем в самый неожиданный момент, и мы должны быть к этому готовы.
— Бесконечно эта синекура продолжаться не может. Но вы же знаете, что на осень все аналитики предсказывают рост котировок. Причем абсолютно все, — как-то рассеяно заметил Есехин, а сам бросил взгляд на висевшие на стене часы и подумал, что если бы Варя хотела ему позвонить, то она давно бы это сделала. — Скорей всего, вопрос о перемене инвестиционной стратегии будет актуален для нас где-нибудь в ноябре.
— Не опоздать бы, — слегка поморщился Бершадский, аккуратно поглаживая кончиками пальцев свою лысину.
— Ну хорошо, давайте вернемся к этой теме… через месяц. Закончится сезон отпусков, все с новыми силами возьмутся за дела, и тогда можно будет точнее оценить настроения на фондовом рынке, — сказал Дмитрий.
Предложение устроило компаньонов. На том утреннее совещание и закончилось.
В течение следующего часа Есехину позвонили два важных клиента. Прежде он бы тщательно обхаживал их, но теперь, опасаясь надолго занимать телефон, довольно быстро и бесцеремонно разделался с ними. Только уже ближе к полудню Лариса Михайловна многозначительно сообщила:
— Объявилась та дама, о которой вы мне говорили. Она на проводе. Соединить?
— Да, — коротко выдохнул Дмитрий, пытаясь справиться с нахлынувшим на него волнением, и когда в трубке раздался характерный щелчок переключения линии, сказал: — Слушаю.
— Это я, здравствуй, — раздался Варин голос.
В нем прозвучали и радость, и в то же время осторожность, словно она боялась ошибиться в своих ожиданиях.
— Здравствуй, — в тон ответил он.
На время в трубке зависла тишина. Варя явно ждала от него какой-то инициативы и в принципе он должен был проявить ее первым.
Всю прошедшую неделю Дмитрий думал, что он скажет, если она все же позвонит. Начинать нейтральный разговор, дипломатично расспрашивать о последних днях отдыха или о том, как Варя долетела до Москвы, было глупо и неискренне, особенно после их сумасшедшего поцелуя на краю обрыва. Но именно из-за того, что реально между ними был всего один поцелуй, проявлять излишнюю пылкость, откровенно говорить, как он ждал ее, казалось пошлым.
Есехин часто вспоминал, как в Турции в холле отеля они шли к стойке администратора под бдительным присмотром Ольги и Валерия и Варя назвала номер его рабочего телефона. Казалось бы, она всего лишь перечислила несколько наизусть заученных цифр, но тем самым, избежав дешевых объяснений, сказала так много, что он до сих пор не мог прийти в себя. И ему тоже хотелось придумать что-то похожее — и по форме, и по содержанию.