— Не пугайте меня! То, что со мной случилось — это уже достаточно плохо. Скажите, доктор, где и кем я работал? Я мог бы снова вернуться на службу?
— Вы работали в рекламном агентстве Карвера, Род. Вы редактировали различные объявления, буклеты, рекламу. У меня нет никаких возражений против вашего возвращения на эту работу. Я считаю, что вы сможете там работать и снова стать хорошим профессионалом, каким вы были раньше. Конечно, вам придется заново осваиваться, заново познакомиться со своим шефом и коллегами, которые наверняка будут снисходительны к вам на первых порах, но я думаю, что все образуется и дело пойдет на лад. Во всяком случае, теперешнее ваше состояние — дело временное. Ваша болезнь не имеет физических корней, то есть не является следствием травмы черепа или опухоли мозга, хотя должен сказать, что даже в таких случаях амнезия иногда отступала и люди, страдавшие от нее, почти всегда излечивались, даже не проходя курса специального лечения. К одним память возвращается сразу, внезапно, так же как и была потеряна — вдруг. Другие все начинают вспоминать постепенно: сегодня об одном факте, завтра — о другом и так, пока не вспомнят все до конца. Вы же не получили никакой физической травмы, и у меня нет никаких оснований предполагать наличие какой-либо опухоли в мозгу или какое-то другое органическое заболевание. Ваша амнезия — результат психического воздействия, шока. А это уже выходит за рамки моей специальности… Вам надо хорошенько выспаться этой ночью, отдохнуть… Завтра я направлю вас к психиатру.
— Я не хочу идти к психиатру.
— Почему?
— Не знаю. Не хочу, и все.
Этот разговор имел место около четырех часов утра во вторник, после того как полиция разобралась со мною и, по-видимому, сняла с меня подозрения. Доктор Эгглстоун приехал за мной в полицейский участок, забрал меня и отвез домой на своей машине.
Но сегодня уже четверг, и я нахожусь в доме Робин. Я все еще не помнил ничего: ни одного, самого малейшего события из моего детства. Ни о чем не говорил мне и факт, что я нахожусь в квартире, где прожил целых два года, сижу в кресле, где наверняка сиживал тысячу раз, и беседую с красивой молодой женщиной, с которой провел семьсот ночей.
Увидев, что я закончил чтение газетной заметки, Робин протянула руку, чтобы забрать ее. Робин Тренхолм, которую звали также — и это мне многие говорили — Робин Бриттен, супруга Родерика Бриттена.
Я вернул ей заметку.
— Все, что здесь написано, соответствует действительности, Род? Или что-то неправильно?
— Нет, все правильно. Может быть, единственное, в чем можно сомневаться, — это в оценке состояния бабушки Таттл. Арчи занимался выяснением этого вопроса вместе с неким банкиром по имени Хенниг. Он — нотариус по завещаниям. Так вот он сказал, что после погашения всех налогов, выплат и прочих расходов останется сумма приблизительно в сорок тысяч долларов.
— Ты и Арчи наследуете в равных долях?
Я ответил утвердительно:
— Да, других наследников нет. Даже экономке, которая у нее проработала целых десять лет, не оставлено ни цента. Я надеюсь уговорить Арчи скинуться и выделить ей из наших долей тысячу долларов.
— И если Арчи не захочет делать это, наверняка ты отдашь ей эти деньги из своей доли, да?..
— А почему бы и нет? Что такое одна тысяча из почти двадцати? Она их заслужила, работая в доме столько лет. Подожди, Робин, ты что, считаешь, что я рассуждаю по-новому, как не было свойственно моему прежнему характеру? Я что, раньше был скуп?
Услышав эти вопросы, Робин отвела взгляд от моего лица.
— Видно, черт тебя принес, Род! — воскликнула она, но без раздражения. — В конце концов, раз ты пришел ко мне и я впустила тебя в квартиру, то должна быть гостеприимной… Хочешь чего-нибудь выпить?
Я кивнул и хотел было сказать, что с удовольствием выпил бы виски с содовой. Но спохватился и промолчал.
Она, конечно же, знала. Знала даже лучше меня самого, что мне нравилось и что не нравилось.
Робин встала и направилась к одной из дверей. Как я и предполагал, она вела на кухню. На мгновение я увидел белую, ослепительно белую кухню, и дверь закрылась.
Пока Робин отсутствовала, я решил хорошенько осмотреться. Я встал и направился к другой двери, тихонечко приоткрыл ее и понял, что за ней спальня. Входить я не стал, а остановился в дверях, у самого порога. В дальнем углу стояла огромная двуспальная кровать. Странно было смотреть на эту кровать: она мне ничего не напоминала. Ничего! Как и холл, спальня была комфортабельной, но без излишней роскоши. Небольшая дверь наверняка вела в ванную комнату. Я задал себе вопрос: стоит ли там ванна, или есть только душ, а может, и то и другое? Но ответа на вопрос я не нашел. Этого я не знал.