(Как у меня было заведено, я сохранил копию этого письма.)
(обратно)26
В этом отношении Годой сдержал свое слово. В «Мемуарах» он практически не уделяет внимания ничему личному, ничему частному. Даже намек на его женитьбу на герцогине Чинчон связан исключительно с политическим аспектом этого союза. Ни разу не появляется в нем Пепита Тудо, не упоминается не только о его отношениях с королевой, не упоминается даже молва о существовании этих отношений. Все это он пытается покрыть неопределенной и никогда не уточняемой формулой – «клевета и злословие».
(обратно)27
Годою, когда он писал это письмо, было 57 лет. И возможно, что бездействие и неудачи действительно могли пагубно подействовать, как он сам утверждает далее, на его некогда сильное и красивое тело бывшего генералиссимуса и бывшего гвардейца.
(обратно)28
Годой столько лет не видел Гойю, что предпочитает весьма туманно говорить о «родственниках, которые сопровождают» его, нигде не упоминая ни подругу Гойи допью Леокадию Вейсс, ни ее сыновей; он, правда, рискует вспомнить Хавьера, сына Гойи, которого, возможно, он видел вместе с отцом до 1808 года, когда тому было 24 года и который теперь, когда ему было уже за сорок, вероятнее всего, жил отдельно.
(обратно)29
Ни в одной биографии Годоя, ни, разумеется, в его «Мемуарах» нет и намека на это путешествие и на связанные с ним надежды: надежды на что? – на возвращение в Испанию? на государственный переворот?
(обратно)30
Обратите внимание, как Годой бессознательно колеблется между лицемерной условностью и доверительной простотой, называя одних и тех же лиц в одном и том же абзаце то «графиня Кастильофьель», то «Пепита и все мои». Это, подобное маятнику, качание между соблюдением приличий и исповедальной откровенностью присуще всему «Краткому мемуару».
(обратно)31
Возможно, что Годой непреднамеренно преувеличивает беспокойство, которое могла причинить его поездка в 1825 году папскому ведомству внешних сношений и его секретным службам. Попросту говоря, это еще одна его иллюзия.
(обратно)32
Гастрономические традиции Лиона уходят в глубокую древность.
(обратно)33
И в своих «Мемуарах» Годой так же, а может быть еще, более пространно и настойчиво, стремится создать «привлекательный образ», когда дело касается его культурно-политической программы конца XVIII – начала XIX века; при этом действительно нельзя не признать, что его правительства были умеренно просвещенными и в них входили многие выдающиеся мыслители и ученые того времени, благодаря которым было сделано много хорошего, но их, надо сказать, никто не преследовал, как это делал впоследствии одержимый инквизиторским рвением Фердинанд VII.
(обратно)34
То любезный, то угрюмый (фр.).
(обратно)35
Сплетница, испанская болтушка, обожающая семейные скандалы (фр.).
(обратно)36
Гойя, как мы уже видели, начинал говорить о Пломбьере и своем водолечении всякий раз, как наступало время просить короля Испании о продлении отпуска, однако в действительности он, кажется, никогда не собирался ехать туда лечиться, что бы там ни говорила в своих путаных воспоминаниях эта услужливая дама.
(обратно)37
Кондитерская, в которой собиралась испанская «intelligentsia», принадлежала находящемуся в изгнании испанцу по имени Браулио Пок.
(обратно)38
И на самом деле он был скопирован Гарнье и без ложной скромности воплощен в Парижской Опере.
(обратно)39
Сильвела действительно находился в Бордо в 1825 году, ему было тогда только сорок четыре года.
(обратно)40
«Нелепый самообман», о котором пишет Годой, обусловлен всей совокупностью противоречий, свойственных испанским идеологиям в эпоху правления Карла IV, когда одни и те же идеалы просвещения и прогресса нередко разделялись представителями противоборствующих политических лагерей; противоречия достигли наибольшей остроты в период между нашествиями французов, то есть во время правления Наполеона и Войны за независимость. Но в целом эта тема выходит за рамки данных комментариев.
(обратно)41
Моратину в 1825 году было шестьдесят четыре года, и в декабре того же года, спустя шесть недель после встречи с «дряхлым», как пишет Годой, старцем, с этой «развалиной», Моратин тяжело заболел, и после нескольких кратковременных периодов улучшения болезнь свела его в могилу, он умер в 1828 году.
(обратно)