Фрэнк вздохнул.
— Эмма, только не огорчай меня, не говори, что не догадалась, что он хочет поговорить со мной один на один. Он рассказал, что у него зависимость от порно. Он стеснялся сказать об этом в твоем присутствии. Да, именно потому, что ты женщина со смазливой физиономией. И, если уж быть до конца честным, у тебя есть неприятная черта — говорить не подумавши. Не исключено, стоило бы ему произнести слово «пенис», как ты бы его тут же арестовала за непристойное обнажение.
Эмма залилась краской.
— Я не говорю ничего, не подумав.
— Я тебя не обвиняю. Тем не менее мне действительно кажется, что ты не всегда отдаешь себе отчет, как звучат твои слова.
— Ну ты и загнул, мужчина прогрессивных взглядов. Думаешь, у самого чуткости хоть отбавляй? Что бы я ни сказала, ты все понимаешь ровно наоборот.
Фрэнк вздохнул.
— Наверное, мы оба хороши. Суть в том, что я вовсе не хотел тебя обижать. Если бы это был деликатный женский разговор, я бы сам встал и ушел. И, прошу заметить, не дожидаясь твоей просьбы.
Эмма минуту помолчала. Пожалуй, похоже на правду.
— А он и правда?.. — начала она и замялась.
— Что?
— Порнозависимый?
— Ну, по крайней мере, порнухи у него дома навалом. Понятия не имею, существует ли такая зависимость, но если существует, то, наверное, у Джорджа действительно она есть.
— Существует. Говорят, сейчас больше всего обращений к психотерапевтам, которые занимаются зависимостями, именно по этому поводу. Удивительно, что ты не знаешь. И удивительно, что я этого в нем не заметила.
Оба помолчали еще минуту. Наконец, Фрэнк шумно выдохнул.
— Прошу прощения, если был в чем-то неправ, — сказал он.
— Никаких если, — отрубила она. — В следующий раз сам себе чай заваривай.
— Я не только про это. Вообще. Эмма, тебе наверняка известно, что я дорабатываю последние месяцы. Я устал. Меня все достало. Ты — следующее поколение, у тебя еще много энергии. А у меня осталось только одно желание: побыстрее сделать работу, закрыть дело и уйти домой. Тебе нужны награды и продвижение по службе. Мы с тобой во всем расходимся. Я знаю, тебе нелегко с таким старым занудой, как я, но дело вовсе не в тебе.
— Откуда ты знаешь, что мне этого хочется?
— Чего?
— Поощрений, наград, продвижения.
— Ну, как. Хотя бы уже то, как ты приходишь на работу. Весь этот макияж и прочее.
Эмма фыркнула.
— Думаешь, я проделываю все это со своим лицом, чтобы ускорить свою карьеру? Или пытаюсь кого-то соблазнить?
— Про соблазнение я ничего не говорил.
Эмма протянула руку к бардачку, извлекла оттуда пакет влажных салфеток и вытащила одну.
Она принялась оттирать лицо, и брала все новые салфетки, пока у нее на коленях не выросла маленькая коричневая кучка.
Потом она повернулась к Фрэнку.
Его шок при виде шрама, пересекавшего ее щеку и уходившего вниз, к подбородку, был неподдельным.
— Господи, Эмма! Я и не подозревал.
— Разумеется, в этом и смысл. Конечно, я бы не отказалась от повышения. Знаешь, сколько крема-основы я извожу за месяц? У меня на косметику уходит почти столько же, сколько на ипотеку.
Фрэнк покачал головой.
— Что произошло? Это… Когда мы говорили с Дэли…
Эмма вздохнула.
Она откинула солнцезащитный козырек и открыла зеркало, а потом достала из сумочки косметику. Она очистила только щеку, поэтому не придется снова красить глаза и губы. Когда меняется оттенок кожи, приходится подкрашивать и все остальное, иначе будешь выглядеть так, словно у тебя нет ни бровей, ни ресниц, ни губ. Порочный круг.
Она почувствовала, что Фрэнк коснулся ее руки, и остановилась.
— Тебе вовсе не обязательно мазаться этой дрянью.
Эмма отвернулась, чтобы он не увидел выступившие на глазах слезы.
— Фрэнк, пожалуйста, — сказала она. — Не надо мне сейчас твоего сострадания. Я и так на тебя уже разозлилась.
Глядя в зеркало, она продолжала говорить, круговыми движениями нанося свежий слой грима.
— Это мой бывший бойфренд. Я рассталась с ним, когда поняла, насколько он ревнивый. Зря я с ним связалась. Я же училась в полицейском училище, уж казалось бы, кто-кто, а я могла бы раскусить его сразу. Он не любил моих друзей, редко ходил куда-нибудь с нами, а если и ходил, то всегда молчал и дулся. Но когда мы оставались вдвоем, с ним было хорошо, он действительно был очень внимательный, любящий. Сначала я решила, что он просто застенчивый. Он умел притвориться. Но потом стало хуже. Он начал возмущаться, если я шла куда-то без него. Потом стал расспрашивать, что я делала и кто там еще был. Потом — да черт с ним, какой смысл все это рассказывать! Ты и так прекрасно знаешь, как это бывает.