Было единственное указание на то, что Освальд воспользовался автобусом: при аресте в кармане у него был найден пересадочный билет (трансфер). Не правда ли, какое интересное совпадение? И у Руби, и у Освальда оказываются в кармане кусочки бумаги, только что полученные ими и доказывающие, что они были там-то и там-то в такое-то время. Романисту читатель никогда бы не простил подобного однообразия приема. Но тот, кто сочинял сценарий для заговорщиков, мог не утруждать себя излишней изобретательностью: он был уверен, что следователи заглотят подброшенную им наживку «вещественного доказательства».
Критики Отчета не оставили камня на камне от построений Комиссии в отношении поездки Освальда на автобусе. Водитель автобуса Макватерс на следующий день якобы опознал Освальда в полицейском управлении, но, давая показания Комиссии, сознался, что он просто выбрал его как самого низкорослого из четырех показанных ему людей. Освальд чем-то напомнил ему одного молодого человека, который был его постоянным пассажиром. Макватерс осознал свою ошибку — и заявил о ней — уже в понедельник, 25 ноября, когда этот молодой человек, Рой Милтон Джонс, снова вошел утром в автобус и преспокойно занял свое место.
Зато и водитель автобуса, и Рой Милтон Джонс припомнили мужчину, который ненадолго входил в автобус, пока тот двигался по Эльм-стрит в западном направлении, и который по выходе из автобуса получил трансфер. Оба помнили, что этот человек был одет в куртку, причем довольно поношенную. Джонс также показал, что выглядел он лет на 30–35, роста примерно 5 футов 11 дюймов, худощавый, темные коричневые волосы, поредевшие у висков, и что на нем были брюки защитного цвета.
Комиссия не вызвала для допроса Джонса, приняла показания Макватерса в той части, где они подтверждали ее концепцию, но отвергла все остальное. Отвергла она и показания полицейского Бэйкера, утверждавшего, что на Освальде была куртка. Бедная куртка портила всю историю, потому что она не вписывалась в показания важнейшей свидетельницы, уверявшей, что она видела Освальда в автобусе: миссис Мэри Бледшоу. По невероятному «совпадению» Освальд, который только что вышел из здания ТРУ и не был замечен ни одним из сослуживцев, толпившихся у входа, в автобусе тут же напоролся на знакомую даму — он в течение недели снимал у нее комнату всего лишь за месяц до описываемых событий. (Потом она попросила его съехать, потому что ей не нравился его мрачный вид и разговоры по телефону на иностранном языке.) Ее показания являются образцом той невразумительной околесицы, которую невозможно опровергнуть, потому что она сама себя опровергает на каждом слове, но из которой Комиссии было удобно настригать отдельные предложения для подтверждения своей линии.
Миссис Блэдшоу заявила, что Освальд, вошедший в автобус, выглядел как маньяк, лицо его было искажено, рубашка вылезла наружу, на рукаве — дыра. Правда, она созналась, что рубашку с дырой на рукаве ей показали на следующий день агенты секретной службы. Другие агенты порекомендовали ей давать показания Комиссии по заготовленным заметкам, в которые она и заглядывала постоянно, потому что, как она объяснила, «я забываю, что я должна говорить». Если и записки не помогали, ответы за нее давал приведенный ею адвокат.
Не лучше обстояло дело и со вторым участком пути — поездкой Освальда на такси. Водитель такси Уильям Вэлли, заявивший полиции, что в это время дня у него был пассажир, напоминавший внешностью Освальда, простодушно рассказал потом Комиссии, что полиция заставила его подписать заявление об опознании еще до того, как ему показали задержанного. Он также сказал, что Освальд очень выделялся среди прочих выстроенных для опознания людей: он единственный вел себя вызывающе, кричал на полицейских, что они не имеют права выставлять его для опознания среди подростков гораздо моложе него. При всем этом Вэлли указал на другого человека. Если добавить сюда тот факт, что в его путевом листе этот рейс отмечен как имевший место между 12.30 и 12.45 (как раз то время, когда Освальд, по расчетам Комиссии, должен был совершать свой странный проезд в автобусе); что пассажир, которого он принял у автобусной станции, любезно пытался уступить такси пожилой леди; что на нем была куртка; и что он проехал пять (или семь) лишних кварталов мимо дома, куда ехал Освальд, станет ясно, какими средствами приходилось Комиссии латать свою версию.
Но ведь каким-то путем Освальд добрался в свой дом на Норт-Бэкли в час дня? И если он покинул его в 1.03, мог ли он пешком одолеть 11 кварталов, отделявших его дом от места убийства полицейского?
Когда был убит полицейский Типпит?
Отчет Комиссии Уоррена гласит: в 1.15. Ибо в 1.16 один из свидетелей убийства подбежал к оставленной полицейской машине и сообщил диспетчеру о случившемся. Две минуты спустя радиосообщение было послано в эфир, и патрульные машины, находившиеся в районе к югу от центра Далласа (Оак-Клиф), устремились по указанному адресу: квартал 400 по Десятой-ист-стрит.
Доминго Бенавидес показал, что он ехал по Десятой улице в своем грузовике, когда он увидел остановившуюся патрульную машину и выходящего из нее полицейского. Потом раздался выстрел. Бенавидес немедленно свернул к обочине, затормозил и пригнулся в кабине. Прогремели еще два выстрела. Он выглянул и увидел человека с пистолетом в руках, убегавшего по Десятой в сторону Паттон-стрит. Боясь, что стрелявший может вернуться, Бенавидес просидел, спрятавшись в своем грузовике еще несколько минут. Лишь потом он вышел, приблизился к полицейской машине и попытался радировать диспетчеру.
В это время на улице остановилась еще одна машина. Водитель, Т. Ф. Боули, подошел, чтобы выяснить, что случилось с лежащим на земле полицейским, не надо ли помочь. Собирались люди. Боули посмотрел на часы. Они показывали 1.10. Другой свидетель не был уверен, что он правильно обращается с микрофоном в полицейской машине и что диспетчер слышит его. Боули занял его место и сообщил об убийстве, назвал адрес: Десятая-ист, дом 404.
Учитывая, что Боули взглянул на часы уже после выстрелов, мы должны придти к выводу, что убийство произошло никак не позже, чем в 1.09. Коронная свидетельница Комиссии, Элен Маркхэм, назвала время еще более раннее: 1.06 или 1.07.
Комиссия не вызвала Боули, не упомянула о нем в Отчете и заявила, что в отношении времени Маркхэм ошибается. Ибо 1.07 практически давало Освальду алиби. Он не мог пешком дойти от остановки автобуса около своего дома, где его последний раз видела миссис Робертс примерно в 1.03, до угла Десятой и Паттон-стрит.
Правда, миссис Робертс нигде не говорила, что она хоть раз посмотрела на часы в это время. Можно было бы допустить, что она назвала время — час дня — приблизительно и что Освальд посетил свою комнату пятью минутами раньше. Но в этом случае рушился весь тщательно выверенный хронометраж его пути от ТРУ до дома — на автобусе и такси. Зажатая в тесные временные рамки между 12.33 (покидает ТРУ) и 1.16 (объявление об убийстве полицейского по радио) Комиссия пыталась манипулировать с этими 43 минутами, как басенный Тришка со своим кафтаном.
Допустить же, что на каком-то участке сообщник подвез Освальда на машине, Комиссия не могла, ибо сообщника не было, не было, не должно было быть.
Главная свидетельница, Элен Маркхэм, утверждавшая, что она видела встречу Освальда и Типпита, продолжала биться в истерике и три часа спустя, когда ее привезли в полицейское управление, чтобы она опознала убийцу. Капитан Фриц сам бегал за нашатырем для нее. Свидетельствуя перед Комиссией, она заявила, что из четырех людей, показанных ей, она никого прежде не видела, а Освальда опознала потому, что при взгляде на него «ее как холодом прошибло».
Ее показания изобилуют самыми причудливыми несообразностями. Она заявила, что Освальд переговаривался с Типпитом, облокотившись об открытое окно машины с правой стороны; двое свидетелей и фотография, сделанная 20 минут спустя, показывают, что окно было закрыто. По ее словам она пробыла с умирающим Типпитом минут двадцать наедине; все остальные утверждают, что толпа собралась минуты через три. Она уверяла, что Типпит силился что-то сказать ей, но она не могла разобрать слов; вскрытие показало, что он умер мгновенно. Адвокату Марку Лэйну, позвонившему ей в марте 1964 года по телефону, она описала убийцу как невысокого, плотного человека с густой шапкой волос (ни одну из примет нельзя отнести к Освальду); на допросе в Комиссии категорически отрицала, что разговаривала с Лэйном, даже после того как ей дали прослушать магнитофонную запись беседы, сделанную предусмотрительным адвокатом.