Находясь в Новом Орлеане, он возобновляет прокастровскую агитацию с удвоенной энергией. За собственный счет он печатает листовки и членские карточки для «новоорлеанского отделения Комитета за справедливое отношение к Кубе»; чтобы придать вес своей «организации», он заставляет Марину поставить под этими карточками подпись «Хидель» — вымышленное имя, которым он пользовался не раз. В середине июня Освальд пробирается в порт и начинает раздавать прокубинские листовки офицерам и морякам отшвартованного там военного корабля. Оттуда его довольно скоро прогнали, но в своей переписке с прокастровскими организациями он употребляет выражение:
«…моя группа пикетировала флот во время его стоянки здесь». Знакомый адвокат однажды столкнулся с Освальдом на улице, когда тот раздавал листовки, и спросил, зачем он предлагает столь непопулярный в этих краях товар. Освальд ответил, что это работа, за которую ему платят.
Считается, что Освальд занимался своей прокубинской деятельностью в одиночку. Но телережиссер Йохан Раш сохранил ленту, на которой виден Освальд, раздающий листовки на улице около здания Трэйд-Марта. (См. фотографии в конце книги.) Вместе с ним этим занимался еще один человек латиноамериканской внешности. Третий человек в белой рубашке листовки не раздвал, но был явно знаком со спутником Освальда. Слева виден еще один латиноамериканец, закинувший руки за голову и видимо получающий удовольствие от происходящего. Имена этих людей остались неизвестны. Высокий человек в белой рубашке явно избегал объектива телекамеры.
В кофейной фирме, где Освальд устроился механиком по обслуживанию машин, его терпели с трудом. Работал он, по своему обыкновению, спустя рукава, в рабочем журнале записывал, что смазал такие-то и такие-то машины, хотя на самом деле к ним не прикасался. Потом просто оставлял рабочее место и уходил в гараж, расположенный неподалеку, болтать с хозяином о различных типах ружей. Он очень хотел, чтобы тот продал ему свой японский карабин, который был мощнее и надежнее итальянского «манлихер-каркано», но сделка не состоялась.
В середине июля фирма уволила Освальда. Имея теперь целые дни для своей деятельности в пользу «Новой Кубы», он (по чьему-то наущению или по собственной инициативе) прибегает к провокационному маневру: пытается проникнуть в круги антикастровских эмигрантов, осевших в Новом Орлеане в большом количестве. 5 августа он явился в магазин одежды, принадлежавший Карлосу Брингуэру — активисту, собиравшему деньги на подготовку нового вторжения на Кубу. Непринужденно ввязавшись в разговор, Освальд представился антикоммунистом, который служил в армии, изучал технику диверсий и рад был бы поделиться своими знаниями, принять участие в подготовке будущих бойцов, может быть, даже высадиться вместе с ними на Кубе и помочь свергнуть тирана-диктатора. В подтверждение своих слов он со знанием дела описал, как, обмотав рельсы цепями, можно пустить под откос поезд, как размещать заряды, чтобы взорвать мост и пр. Брингуер отнесся к нему с подозрением и даже не взял деньги, которые Освальд предложил в качестве взноса на благое дело.
Несколько дней спустя друзья сообщили Брингуеру, что какой-то человек на Канал-стрит раздает прокастровские листовки. Брингуер бросился туда. Каково же было его негодование, когда он узнал в уличном агитаторе «специалиста по диверсиям», посетившего его магазин. Он стал кричать и поносить Освальда. Тот реагировал абсолютно хладнокровно, даже протянул руку. Когда Брингуер угрожающе надвинулся вплотную, Освальд опустил руки и сказал: «Ты хочешь ударить меня, Карлос? Давай, не стесняйся».
На шум явилась полиция, и нарушителей порядка отвели в участок. Кубинцев вскоре отпустили под залог, а Освальда заперли в тюрьму на ночь. Перед этим полицейский лейтенант попытался расспросить его подробнее. Примечательно, что, рассказывая о себе, Освальд применил тактику перемешивания полуправды с неточностями и умолчаниями, очень похожую на ту, которой пользовался Де Мореншильд. Он, например, сказал, что приехал в Новый Орлеан из Форт-Ворта, где жил с 1959 года, после демобилизации из армии. О двух с половиной годах в России — ни слова. О жизни в Далласе — тоже. Имя своей жены дал как «Марина Проса». Он отказался назвать других членов своей «организации», упомянул только какого-то студента по имени Джон из Туланского университета.
После разговора с лейтенантом Освальд неожиданно попросил о встрече с местным агентом ФБР. Агент, Джон Квигли, явился и говорил с Освальдом около полутора часов. Судя по докладу, составленному агентом об этой встрече, и по его показаниям перед Комиссией, Освальд врал ему о себе так же, как врал полицейскому лейтенанту. Спрашивается: зачем Освальду понадобилось просить о встрече с агентом ФБР, если он не собирался говорить ему правду?
Может быть /пишет Присцилла Макмиллан/, это была очередная попытка окружить себя загадочностью и драматизмом. Может быть, он хотел произвести впечатление на чинов полицейского участка, заставить их подумать, что он действовал как провокатор, посланный ФБР, и тем добиться скорейшего освобождения. А может быть, оказавшись в тюрьме первый раз, Ли хотел почувствовать свою исключительность и значительность, и вызов агента давал ему такое чувство.
Присцилла Макмиллан, как мы видим, пытается остаться исключительно в кругу эмоциональных мотивов и в увлечении этой задачей даже забывает, что Освальд давно уже не невинный мальчик и в тюрьме уже успел побывать: в ее же книге описано, как он отсидел несколько недель в военной тюрьме по приговору трибунала. Тем не менее вопрос о причинах такой странной выходки остается важным, ибо ответ помог бы пролить свет на еще одну темную сторону жизни Освальда: его отношения с ФБР.
В своей книге «Портрет убийцы» Джеральд Форд (будущий президент) описывает, как 22 января 1964 года все члены Комиссии Уоррена были вызваны секретарем на срочное заседание, на котором им была сообщена по секрету ошеломляющая новость: Освальд был тайным агентом-информатором ФБР с сентября 1962 года, ему был дан кодовый номер 179, и за свои услуги он получал по 200 долларов в месяц. (Вспомним, что именно на такую сумму Освальд предъявил чек владельцу гастронома в Ирвинге — см. выше, стр. 154.) Слухи об этом просочились в печать еще за три недели до описываемого совещания, но на этот раз информация исходила не от какого-нибудь журналиста, а от двух официальных лиц: генерального прокурора штата Техас и генерального прокурора города Даллас. Обоих прокуроров попросили срочно (и тайно) прибыть в Вашингтон, где они представили имеющуюся у них информацию как заслуживающую доверия.
Комиссия была в растерянности. Как можно проверить такие сведения? Обратиться к самому директору ФБР, Эдгару Гуверу? Но он, скорее всего, заявит, что это гнусная клевета. Выразить ему прямое недоверие, затребовать дело Освальда из секретных архивов ФБР? Но, как объяснил им бывший служащий ФБР, ныне прокурор Далласа, Генри Вэйд, имя настоящего тайного информатора нигде в письменном виде не упоминается.
В материалах расследования можно обнаружить много эпизодов, рисующих отношения Освальда с ФБР в довольно странном виде.
В его записной книжке, например, был найден адрес, телефон и номер автомобиля агента ФБР, Джеймса Хости. Это был тот самый агент, который дважды приезжал в дом Руфи Пэйн в Ирвинге, пытаясь выяснить у нее и у Марины адрес Освальда в Далласе.
Когда произошло убийство президента, взволнованный Хости примчался в полицейское управление и принял участие в допросе арестованного Освальда. Тот, кстати, заявил, что знает Хости и возмущен тем, что ФБР не давало покоя его жене. Но еще до этого Хости столкнулся на лестнице со своим старым приятелем, лейтенантом Ревиллом. Впоследствии Ревилл показал:
И мистер Хости подбежал ко мне и сказал: «Джек… коммунист убил президента Кеннеди… Ли Освальд убил президента Кеннеди». Я спросил: «Кто такой Ли Освальд?» Он сказал: «У нас на него есть досье как на коммуниста… Мы знали, что он в Далласе и что он опасен…» Я спросил, почему он не сказал нам /полиции/ об этом, и, насколько я помню, он ответил, что он не мог. Не знаю, что он имел в виду.