В тот же день их посетил друг, Мануэль Кальвилло, которого они считали связанным с мексиканской тайной полицией. Он заявил, что их жизни угрожает опасность со стороны коммунистов и что он хочет забрать их на несколько дней в укромный отель, где они будут в безопасности.
Уже находясь в отеле, мать и дочь Гарро увидели портреты Освальда и опознали в нем американца, которого они встретили на вечеринке у Рубена Дюрана. Причем возможность ошибки здесь исключается, ибо сам Рубен впоследствии не отрицал того факта, что Освальд был у него, только умолял их никому не рассказывать об этом. Он говорил, что сам-то он вовсе не коммунист, просто сочувствует некоторым их идеям. Он также не выражал никакого сомнения в том, что президент Кеннеди был убит по приказу Кастро, но говорил, что «это было большой ошибкой».
Сестра Елены, Дева, тоже узнала Освальда и была крайне напугана. Несмотря на свои прокоммунистические симпатии, она проклинала Дюранов, ибо считала, что они приняли участие в заговоре на жизнь американского президента за деньги. Месяца через два после убийства ей нанесли визит два коммуниста, которые заявили, что если она — кому-нибудь расскажет, что Освальд был на вечеринке, пусть пеняет на себя. Она была в таком ужасе, что отказалась пойти в американское посольство вместе с Еленой и Эленитой.
Мать и дочь Гарро все же решились рассказать американским дипломатам о случившемся, хотя друзья не рекомендовали им этого делать, уверяя, что американское посольство в Мексике кишит коммунистическими агентами. Американцы выслушали женщин холодно, явно демонстрируя отсутствие интереса и недоверие. Теория «убийцы-одиночки» к тому времени уже восторжествовала в официальных кругах. Лишь один дипломат, Чарльз Томас, близко познакомившийся с Еленой Гарро, записал ее историю и пытался заинтересовать ею свою начальство в 1965 году. Однако его доклад был положен под сукно и засекречен, а сам он отозван из Мексики и в 1969 году уволен с дипломатической службы. Два года он пытался найти работу, разослал 2000 заявлений, но безуспешно. В 1971 году Чарльз Томас покончил с собой. В 1974-ом сенатский комитет признал его увольнение ошибкой и посмертно восстановил его доброе имя.
Летом 1966 года один знакомый сообщил Елене Гарро, что с ней хочет познакомиться кубинский посол Хернандес. На устроенной с этой целью вечеринке посол рассыпался в комплиментах, расхваливал произведения Елены Гарро и пригласил ее приехать в Гавану на ежегодный литературный фестиваль. Несколько дней спустя посыльный из кубинского посольства доставил пакет с рекламными проспектами фестиваля. В этом же пакете было другое письмо, на конверте которого стояло название того отеля, где Елена Гарро укрывалась с дочерью в первую неделю после убийства президента Кеннеди. (То есть адрес, как и в провокационных письмах из Гаваны, описанных выше на стр. 261–264, был вымышленный, но включал в себя название отеля.) Была ли это оплошность кубинских чиновников, выдававшая их осведомленность о том месте, где укрывались мать и дочь, или они нарочно хотели показать Елене Гарро, что следят за ней весьма внимательно, — так или иначе, ей стало ясно, что укрыться от кубинских коммунистов очень трудно. На фестиваль в Гавану она, конечно, не поехала, но впоследствии отказалась давать показания Комитету Стокса.
Тем не менее, история, рассказанная Еленой и Эленитой Гарро, подтвержденная косвенно другими свидетелями и изложенная в меморандуме Чарльза Томаса, не может вызывать сомнений у непредвзятого наблюдателя. Вывод из нее может быть лишь один: Сильвия Дюран и Эусебио Аскуэй лгут. Лгут, как и полагается хорошим коммунистам, на пользу партии и в соответствии с приказами партийного начальства, лгут, не смущаясь противоречиями в своих показаниях, лгут, потому что уверены в своей безнаказанности.
Но это отнюдь не значит, что оба эти свидетеля были участниками заговора. Их поведение скорее говорит об обратном. Ибо, если бы они знали, какая роль отводится Освальду, они бы никогда не посмели появиться с ним на людях. Скорее всего, инструкции, полученные ими от начальства, гласили лишь одно: Освальд — свой, поэтому его надо принимать в консульстве и в нерабочие часы, надо помогать ему приходить и уходить незамеченным. Приглашая Освальда с собой на вечеринку к Рубену, Сильвия Дюран, видимо, и не подозревала, чем это может ей грозить впоследствии. После убийства президента мексиканская полиция арестовала ее и допрашивала весьма сурово. Но, судя по всему, ничего существенного Сильвия Дюран не могла рассказать им. Она изворачивалась, огрызалась, отругивалась, даже лягнула полицейского в пах. Тем не менее допросы довели ее до психического расстройства, и писатель-коммунист, Эмилио Карбалидо, увез ее куда-то на отдых. (Кстати, этот Карбалидо потом провел год на Кубе, а после этого получил профессорскую должность в университете Ратгерс, в штате Нью-Джерси.)
Получение визы для поездки на Кубу было лишь предлогом для визита Освальда в кубинское и советское посольства. (А то можно подумать, что за четыре года, прошедшие с его приезда в Москву, он успел забыть, как надо попадать в коммунистические страны.) Главная цель — встретиться с людьми, дающими задания. Освальд не мог решиться на такое опасное предприятие, имея заверения только тех кубинских агентов, которые манипулировали им в Новом Орлеане. Ему нужны были обещания более крупных фигур. Мы уже знаем, что в советском посольстве он встречался с начальником всей диверсионно-подрывной сети Западного полушария, Костиковым. Судя по показаниям кубинского разведчика-перебежчика, в кубинском посольстве он встретился с агентами кубинской госбезопасности Мануэлем Вега Перес, Роджелио Родригесом Лопесом и Луизой Кальдерон Карралеро. Это была та самая Кальдерон, которая в день убийства президента, на вопрос своей знакомой «ты знаешь новости?», ответила: «Конечно, я узнала об этом чуть не раньше самого Кеннеди». (В дальнейшем разговоре Кальдерон подтвердила, что она не шутит, что в кубинском посольстве о покушении знали заранее.) Та самая Кальдерон, которую американский посол Томас Манн включил в список сотрудников кубинского посольства, причастных к убийству президента, рекомендуя Вашингтону попросить мексиканское правительство задержать их для допроса. Та самая Кальдерон, которая в декабре 1963 года покинула Мехико-сити и, по сообщениям все того же кубинского перебежчика, жила в дорогом районе Гаваны, получая регулярно зарплату от Ди-Джи-Ай (кубинская госбезопасность), хотя и не выполняя никаких поручений для этой организации.
Еще один свидетель видел Освальда в кубинском посольстве. Педро Гутиерес Валенсия работал кредитным контролером в большом универмаге в Мехико-сити и пришел в посольство 30 сентября или 1 октября 1963 года, чтобы проверить кредитоспособность одного покупателя, работавшего там. Уходя из здания, он услышал громкий разговор на английском языке, в котором мелькали слова «Кастро», «Куба», «Кеннеди». Он оглянулся и увидел, что разговаривают неизвестный ему кубинец и американец, в котором он впоследствии опознал Освальда. Кубинец при этом отсчитывал американские доллары и передал пачку Освальду. Затем оба прошли к автомобилю, кубинец сел за руль, впустил Освальда, и оба уехали с территории посольства. Пара показалась Гутиересу подозрительной, он попытался проследить, куда поехал автомобиль, но быстро потерял его из вида.
Обо всем этом Гутиерес написал президенту Джонсону в письме от 2 декабря 1963 года. Агенты ФБР допросили его о подробностях и не обнаружили никаких противоречий в его рассказе, а самого его нашли человеком обстоятельным и достойным доверия. Тем не менее, следуя линии своего шефа, они сослались на то, что встреча была слишком мимолетной, поэтому нет полной уверенности, что Гутиерес видел именно Освальда. Напомним, что, по данным телефонного подслушивания, именно 1 октября Освальд звонил из кубинского посольства в советское и заявил, что сейчас придет.