Очнувшись, Трибой произнес только одно слово: «Да-а» — и больше ничего не сказал.
Тогда он не думал, не гадал, что именно ему придется заниматься расследованием этого убийства и в конце концов вообще придется снять с себя милицейские погоны…
Но это — уже другая история.
12
Гибель популярного ведущего нарушила всю работу телевидения, полетела вся сетка передач, все вещание — на экране всех каналов был выставлен портрет Влада, перетянутый в углу черной траурной лентой.
К телевизионщикам в Останкино приехал сам президент — понял, что эту публику надо успокоить, ибо если они выйдут из повиновения, то запросто сметут не только преданных его соратников, окопавшихся ныне в Кремле, но и его самого. Конечно, он не сдастся, как не сдался в 1993 году, при противостоянии с Верховным Советом, если что — выведет грачевских десантников и танки, подкрепит армию милицейскими частями быстрого реагирования, с такими силами он скрутит любого… Но повторения 1993 года Ельцину не хотелось. Популярности это не прибавит, рейтинг же зашкалит за нижним пределом. Ох, противное же словечко возникло в горбачевскую пору — «рейтинг», и кто его только выдумал! Этому «просветителю» надо оторвать вообще все, что растет ниже носа.
От президента исходил аромат то ли затейливого, непривычного для простого человека парфюма, то ли дорогого пития — водки, настоянной на редких травах, либо армянского коньяка «Двин», которым любил лакомиться сам Черчилль, — не понять. Но пьян президент не был. Когда он пьян, то взгляд у него темнел, делался отсутствующим, уходил внутрь, словно президент очень внимательно интересовался тем, что у него происходит внутри, и это занимает его гораздо больше, чем разная мелочь, происходящая вне, и тогда события внешнего мира он воспринимал с брезгливостью — это хорошо видно по его лицу.
Впрочем, чего придираться к президенту? Народ пьет не меньше его. Напитки только разные. Президент пьет горькую целебную водочку, настоянную на пятидесяти — шестидесяти целебных травах, — то самое, что надо принимать мензурками, наперстками… Но эта доза не устраивает президента, тут он не должен отставать от народа. А народ… — он пьет бутылками и стаканами, и пьет, конечно, не дорогие настойки — пьет крепкую табуретовку, от которой, если малость перебрать, человек слепнет, на глаза наползает белесая мокрая пленка, и все…
Как-то президент попросил дать ему данные о том, как пил русский народ, скажем, до Первой мировой войны. Цифры заставили его задуматься. По данным Большой советской энциклопедии 1926 года, на одного российского жителя приходилось всего 3,4 литра чистого алкоголя в год. Всего-навсего. Впереди была Франция — 23 литра, Италия — 17 литров, Испания — 14 литров и далее по списку — Англия, Германия, Голландия, Швеция и другие крупные страны.
Недаром говорят, что самый красноречивый язык на свете — это язык цифр. Данные повергли президента в некое смятение: получается, это при нем русский народ сделался самым пьющим в мире. При нем, да при этом пятнистом… Как его… При Михаиле Сергеевиче.
Президент всегда отличался великолепным знанием фамилий, имен и отчеств, он никогда не ошибался. Заплестись язык у него мог, выдать кашу вместо речи — запросто, а вот насчет ошибки в имени-отчестве — никогда.
Как-то он попросил принести ему справку, сколько же пьет рядовой россиянин, — цифра получилась ошеломляющая. Изучив справку, президент небрежно отодвинул лист бумаги в сторону, проговорил невнятно:
— Неплохо, неплохо.
Помощник, седой, с мальчишеской фигурой, с густыми черными бровями и легкой птичьей походкой, недоуменно глянул на президента — думал, что тот будет все рвать и метать, а президент вполне миролюбиво произнес слово «неплохо». Это что же, выходит, он смирился с тем, что Россия спивается? И в основном спивается работающий русский мужик, на котором всегда, испокон веков держалась земля наша?
Помощнику хорошо было ведомо, что спиваются в России ныне не только мужчины, но и женщины, а споить женщину, значит, споить будущее, лишить Россию нормального потомства. Страна наводнена дешевым спиртом, а там, где нет спирта, не хватает денег, мужики гонят жуткую сивуху из всякого дерьма, говорят, даже из гнилой кожуры. Процесс этот необратим. Да и не надо его останавливать, разумел помощник, в этом вопросе он был заодно с президентом — сейчас ведь как дело обстоит: чем хуже — тем лучше.